Осмотрѣвъ свое имущество, президентша съ важностью удалилась въ спальню; она не желала видѣться съ исполнителями судебной власти, но не смотря на всю вѣжливость послѣднихъ, они не могли обращать вниманія на капризы пожилой дамы и принуждены были предложить ей нѣсколько вопросовъ на счетъ внутренней обстановки и вещей, находящихся въ стѣнахъ виллы. Узнавъ, что устройство квартиры принадлежало покойному господину Ремеру, слѣдователь попросилъ почтенную особу переселиться въ одну изъ отдаленныхъ комнатъ, потому что спальню нужно было немедленно опечатать.
Теперь началась новая бѣгатня и суматоха; старую мебель президентши переносили изъ корридора въ маленькую комнатку, на дворѣ выколачивали заброшенныя, полосатыя перины и вывѣтривали коричневое, выцвѣтшее одѣяло, не смѣвшее уже нѣсколько лѣтъ попадаться на глаза важной барыни, привыкшей къ мягкому атласу и пушистому бархату.
Горничная старалась какъ можно уютнѣе устроить комнату, что-бы заслужить благодарность своей госпожи. На маленькомъ столикѣ возлѣ окна она симетрично разставила лиственныя растенія, добытыя ею изъ зимняго сада, а на комодѣ разложила различныя вещи, спасенныя изъ спальни, которыя были особенно дороги для избалованной аристократки. Но пожилая дама все таки не замѣчала ея стараній, она молча сидѣла возлѣ окна, уставивъ неподвижно глаза на павильонъ, стѣны котораго просвѣчивали изъ за густой зелени высокихъ деревъ. Теперь только она замѣтила какой волшебный замокъ былъ сдѣланъ изъ ненавистнаго для нея „вдовьяго помѣщенія.“ Дорогія, кружевныя занавѣси висѣли за зеркальными стеклами оконъ, гладкій паркетъ блестѣлъ какъ зеркало, мягкая мебель, рѣдкія картины на стѣнахъ, живопись на потолкахъ, люстры и висячія лампы, все это сіяло блескомъ новизны; даже кухня блестѣла чистотою и опрятностью. Этотъ прелестный уголокъ долженъ былъ принадлежать ей до конца ея жизни, а между тѣмъ были дни, когда она съ презрѣніемъ отталкивала его ногою, – а теперь! Какой ужасный переворотъ въ судьбѣ.
Между тѣмъ Флора напрасно боролась за свои вещи; всѣ аргументы и показанія прислуги оказались ничтожными, слѣдователь рѣшительно отказалъ дѣвицѣ Мангольдъ въ выдачѣ ей уложенныхъ сундуковъ, настаивая на томъ, что все находящееся въ домѣ должно быть опечатано, а послѣ каждый можетъ по закону вытребовать свои вещи.
Послѣ этого никто въ домѣ не противорѣчилъ дѣйствіямъ комисіи. Всѣ живые цвѣты, разставленные по окнамъ залъ и гостинныхъ были убраны въ оранжереи; поминутно слышался скрипъ дверей, шумъ запираемыхъ замковъ и закладываемыхъ ставень. Страшно было заглянуть въ темныя, безмолвныя комнаты! Въ коридорахъ слышался громкій ропотъ недовольной прислуги, собиравшейся въ тотъ-же день покинуть аристократическій домъ, и только одинъ садовникъ остался и помѣстился въ людской.