Эти печальные глаза совсем потерялись в прошлом.
— Я перестал быть гомофобом через год после того, как начал работать в убойном отделе. Смерть так на вас действует. Вы обретаете перспективу. Был тогда один юноша, который похвалялся своей гомосексуальностью. Он работал недалеко от вокзала. И он очень быстро почувствовал мою ненависть. Этот маленький поганец дразнил меня, делал все, чтобы насолить мне.
На его губах появляется слабая улыбка. Но тут же исчезает под натиском печали.
— Бог мой, как же он выводил меня из себя! Так вот, однажды группа парней забила этого юношу до смерти, потому что он был гомосексуалистом. И вы не поверите, но дело досталось мне. — Он криво улыбается. — Вот и верь теперь в карму. Во время расследования я выяснил две вещи, и с той поры я перестал ненавидеть геев. Я увидел, как его мать кричит и рвет на себе волосы прямо у меня на глазах. Я видел, что для нее наступил конец света, потому что ее мальчик умер. Затем я пошел на его похороны, разыскивал подозреваемых. И знаете, что я там увидел? Около двух сотен людей. Поверить невозможно. Не думаю, что я вообще знаю двести человек. И они наверняка не придут на мои похороны. — Он покачал головой. — И это не были просто соседи или приятели-геи. То были люди, для которых он что-то значил. Я узнал, что он постоянно вызывался что-то сделать добровольно. Работал в хосписах, реабилитационных центрах, пунктах помощи в тяжелых ситуациях. Этот юноша был святым. Он был замечательным. А умер только потому, что был геем. — Он сжал пальцы в кулак. — Это было неправильно. Я больше не мог быть частью этого — Он махнул рукой: — Ладно. Так вот. Я был новичком в убойном отделе и новым человеком. Уже не употреблял такие слова, как «педик» или «черномазый». Я стал другим. Упорно работал. Жизнь была прекрасна.
Он делает паузу.
— Теперь отсчитайте пять лет вперед. Примерно три года прошло с той поры, как я был на пике, а теперь я быстро качусь по наклонной. Пью. Изменяю жене. И часто подумываю, а не сунуть ли себе дуло в рот. И все из-за этих мертвых детишек. — Глаза становятся загнанными, причем я узнаю этот взгляд. Я видела его в зеркале. — Кто-то убивал ребятишек. Совсем маленьких детей. Хватал ребенка, свертывал шею и бросал на обочину или на дорогу. Шестерых убил, а у меня никаких подозреваемых. Я умирал в душе. Готов поспорить, вам знакомо это чувство, раз вы такой работой занимаетесь.
Я киваю.
— Только представьте себе: шесть мертвых ребятишек! А вы не только не поймали того, кто это сделал, но даже ничего не заподозрили. Я совсем потерял себя.