— Пять футов шесть дюймов, — процедила я сквозь зубы.
— Правда? — Он взял мой пиджак, висевший на спинке кресла. — Двенадцатый размер. А ты в нем утопаешь. Значит, какой у тебя — восьмой? Десятый, когда плотно покушаешь?
— Спасибо, Марк, мы поняли, — вмешалась Таллок. — Это женщина хрупкого или среднего телосложения, которая пытается скрыть этот факт, когда ее снимают. Так, пока я не забыла: сможешь на выходных съездить в Кардифф? Можешь Гейл с собой взять, чтобы особо не распоясываться.
Я, извинившись, вышла из комнаты. Мне срочно нужно было разбить что-то вдребезги.
Суббота, 6 октября
Я танцевала вальс — и поэтому сразу поняла, что вижу сон. Я ни разу в жизни не танцевала вальс. Но во сне я кружилась, как на венском балу, вертелась юлой, и музыка играла все громче, и со всех сторон порхали красные воздушные шары и ленты, и алое конфетти сыпало с потолка, как лепестки роз.
От музыки и кружения заболела голова. Все шарики, ленты и кружочки конфетти вдруг начали менять очертания и влажно заблестели. Ленты были уже не бумагой, а кишками, лепестки превратились в капли крови, а шарики — о боже! — в человеческие головы, что провожали меня мутными глазами.
Я проснулась, издав не то стон, не то вопль. Дрожа с головы до пят, я вскочила с кровати. В комнате было темно, и в первые секунды я видела только огоньки сигнализации, установленной Джосбери. Крохотные красные огоньки.
Я даже не подозревала, насколько буду беспомощна и уязвима, проснувшись среди ночи и выбравшись из постели. Спотыкаясь на каждом шагу, я еле-еле доплелась до выключателя.
Как только зажегся свет, я первым делом осмотрела себя: руки, ноги, туловище. После такого яркого сна я искренне верила, что меня забрызгало кровью. Никакой крови на теле, разумеется, не оказалось. Липкая влага, которую я ощутила при пробуждении, была лишь пóтом. А вот музыку объяснить было труднее. Музыку объяснить было невозможно.
Она не просто мне приснилась — она играла до сих пор. Сначала я подумала, что кто-то проник в квартиру, но я ведь точно проверяла все замки и включала сигнализацию. Нет, музыка доносилась с улицы. Пижам и ночных сорочек у меня не было — я спала в шортах и майке. На стуле нашлась толстовка.
Когда я вышла наружу, музыка стала громче. Странно, что никто из соседей не проснулся. Играла инструментальная версия, но слова я, конечно же, помнила наизусть. «Капельки дождя, розы, медные чайники и дикие гуси». Все самое лучшее. Все самое любимое.
В окне сарая брезжил огонек, вроде как свечки. Дверь была закрыта неплотно. Я стояла посреди сада, босыми ногами на каменных плитах. Дверь в мой сарай была приотворена на дюйм.