— Иногда так хочется убить себя о стену, — делится медсестра со своим отражением в зеркале. — Прямо разбежаться и — бамс! Только бы не слышать изо дня в день одно и то же! За что мне такое наказание?
Зеркало висит на стене над умывальником. Медсестра обстоятельно моет руки. Целый день только и делать, что брать в руки принесенные непонятно кем и непонятно откуда документы — паспорта, выписки, направления, — это же сколько всякой грязи на руках остается! Медсестру зовут Серафима Антоновна, она уже третий год на пенсии, но на пенсию особо не разбежишься, да и скучно дома, вот и работает Серафима Антоновна, пока силы есть.
— Как будто им в поликлинике все не объяснили, — ворчит Серафима Антоновна, наливая в чашку чай из термоса; термос хороший, современный, подарок дочери, поэтому чай в нем долго не остывает. — Объяснили, да еще и памятку дали. Так нет же, они все равно вместо того, чтобы идти к главному кардиологу, приперлись сюда. Здравствуй, дерево. Зачем ты пришло? Где логика? Где разум? И нам еще не доплачивают за особые условия труда как психиатрам, несмотря на то, что мы ежедневно имеем дело с больными на всю голову!
В окошко стучат. Сразу ясно, что стучит кто-то чужой, свои непременно окликнут по имени-отчеству.
— У меня обед! — громко отвечает Серафима Антоновна.
Рядом с дымящейся чашкой разворачивается на столе фольга, в которую были завернуты бутерброды с сыром и маслом. Стук повторяется, но Серафима Антоновна не обращает на него никакого внимания. Обеденный перерыв — это святое.
— Это несправедливо — одним два года, а другим — три или пять! Это чистой воды дискриминация!
— Зато теперь, Ритуль, можно поставить точку в вопросе, кто умнее — терапевты или хирурги.
— И кто же умнее?
— Хирурги, потому что они будут вдвое дольше учиться в ординатуре. Кто больше учится — тот умнее, так ведь?
— Не факт, Отари! Кто больше знает — тот умнее. Но ведь несправедливо, согласись…
Министерство объявило, что планируется увеличение срока ординатуры для хирургов. До трех, четырех или пяти лет в зависимости от конкретной специальности. Было еще сказано, что в дальнейшем планируется полный отказ от годичной интернатуры как явно недостаточной для подготовки современного квалифицированного врача и повсеместный переход на ординатуру.
Все министерские нововведения непременно обсуждались в ординаторской. Довжик воспринимала все новое, что называется, в штыки, Микешин пытался найти во всем рациональное зерно, а Капанадзе оценивал любое новшество с экономической точки зрения и, если оно было не выгодным, а затратным, пророчил ему скорую смерть. Попутно он подливал масла в огонь своими шуточками. Моршанцев в спорах обычно не участвовал, потому что не видел в этом никакого толка. Другое дело — обсудить интересного в клиническом плане больного или послушать рассказ Микешина о поездке на Кубу…