Йост настаивал на том, чтобы Тони была по крайней мере защищена финансово, на тот случай, если брак распадётся. У Юстуса были состоятельные родители, ещё до бракосочетания подарившие ему дом по случаю образования семьи. Нашему отчиму было мало закона о совместно нажитом имуществе, он лично настоял на брачном контракте, который мог подписать только идиот или очень влюблённый человек. Тот факт, что Юстус Кноблох третий, отпрыск семьи с поколениями именитых юристов, судей, адвокатов и советников (отсюда и имя), такой контракт подписал, показывало, насколько серьёзно он относился к Тони.
Для нашей матери всё это, включая свадьбу в белом, было ужасно неприятно. Неделями она бросалась исключительно фразами типа «Любви не нужны никакие контракты», но Йост оставался твёрд. Надежда на законченное образование сконцентрировалась теперь на мне и Филиппе. Он был бесконечно рад, когда я получила магистра в германистике, причём за рекордное время – восемь семестров. То, что мой испытательный срок в издательстве Фредеманна не только начался, но и успешно завершился, ввергло его почти в эйфорию. И то, что я была самой молодой, но не самой плохо оплачиваемой редакторшей в «Аннике», наполняло его ужасной гордостью. Со мной все его усилия, включая приличные налоги, принесли, наконец, свои плоды.
Моя мать, напротив, находила мои честолюбивые устремления скорее сомнительными – как и то обстоятельство, что двадцать шесть лет моей жизни прошли без наркотических эксцессов, нежелательных беременностей, мелких криминальных шалостей, пирсинга языка, анорексии и религиозного фанатизма.
– Ну да, – говорила она иногда, разглядывая меня. – Кто-то один всегда выпадает из общего ряда.
У Верены, Тони и меня был один отец – старый хиппи, который с начала восьмидесятых годов пропадал в Индии вместе со своим Харли Дэвидсоном. В последний раз я видела его в возрасте пяти лет, и единственное, что я могу вспомнить – это косички, которые нам, девчонкам, разрешалось плести в его длинной рыжей бороде. Он появлялся редко, у нас не было общего дома. Тогда мы с мамой жили попеременно то у бабушки с дедушкой, то в коммунах, преимущественно в самовольно занятых пустующих домах, и наш отец не давал ни пфеннига на наше с мамой содержание.
– Но тем не менее у него была глубокая духовная связь с вами, девочки, – охотно утверждала мать. – Он вытатуировал ваши имена на своей груди.
Тони и Верена находили очень трогательным, что где-то по миру скитается стареющий хиппи с длинными рыжими волосами и нашими именами на груди, однако я считала это просто безвкусным. Ну да ладно – в конце концов, это когда-нибудь облегчит нам идентификацию его тела.