- Ты всерьез питаешь такую надежду или в шуты нацеливаешься?
- Всё в руце Божией. Но отчасти - и в Вашего Царского Величества деснице. Если восточные христиане предстанут равными европейцам просвещенностью, силой и славой - Риму придется их трактовать иначе, нежели теперь. Не уподоблять американским дикарям.
- Сие исполнится. Но еще, пожалуй, не скоро. А сейчас прибавить третью войну к двум возгоревшимся - смерти подобно. Не время с поляками разбираться.
- Я думал, государь, вот о чем. Если мы приобретем устье Днепра, добьемся в будущем свободного мореплавания и устроим судовой ход через пороги, то сможем взять под себя вывозную торговлю всей области Припяти и Березины. Примерно до линии Ковель-Минск-Орша. Еще бы Ригу себе оставить, тогда в торговом отношении восточная половина Речи Посполитой - наша! Отменно прочная опора выйдет в этих землях!
- Не слишком далеко заглядываешь?
- Видеть дальше других - значит иметь преимущество над ними.
- Под ноги тоже не забывай глядеть. Не то залюбуешься на светлые дали - да мордой в грязь! Помнишь, насчет Молдавии ты говорил, что на сем пункте легко поссориться с союзниками? Правильно говорил. Торговые дела - еще одно больное место. На первый взгляд, хорошо бы взять себе всё. Ну вот получим порт на Черном море. Дальше-то что? Выход в Медитерранию непременно нужен.
- Понимаю, Ваше Величество. Буде у Польши тоже появится черноморский порт, и кесарь добьется свободного плавания по Дунаю, коалицию сплотит общий интерес - принудить султана к открытию проливов.
- Верно. В одиночку можно лет двадцать этого добиваться, и все без толку. А если с поляков старые долги править, хотя бы и трижды законные, то все надежды на союз против турок порушим.
Впредь мне случалось беседовать с государем только о предметах, подобающих военным людям: религии не касались. Видимо, мое credo было признано вполне удовлетворительным, несмотря на то, что я нисколько не лицемерил. Лгать унизительно. Надо говорить то, что думаешь. Однако говорить всё, что думаешь - несусветная глупость. Тем паче, философические игры ума представлялись менее интересными и важными, нежели практические дела. Провиант и амуниция, заводы и мастерские, рекрутские наборы и офицерское производство, и еще великое множество других забот оставляли очень мало душевных сил невостребованными. Иной раз обсуждение военных и государственных проблем уводило в такие сферы, где моего образования явно недоставало.
Канцлер Гаврила Иванович Головкин был на редкость пустым для своего ранга человеком. Преданность государю, благородная внешность и умное выражение породистого лица исчерпывали список его достоинств. Что ж, многие и того не имели! Без убеждений, без идей, он служил лишь передаточным звеном от царя к нижестоящим лицам. Возможно, все считали бы, что так и надо, не будь его предшественником Федор Алексеевич Головин. Сходство канцлерских фамилий многим давало повод для грубых шуток, не вовсе лишенных основания. Мне случалось бить челом Гавриле Ивановичу по поводу книг, выписываемых из Голландии. Для обучения грамоте солдат обходились скобленой доской, угольком и текстом какого-нибудь регламента, но офицерская и артиллерийская школы требовали порядочных письменных принадлежностей и новейших изданий, трактующих опыт последней войны. По незнанию учениками европейских языков, сии труды требовалось переводить, а помимо Посольского приказа негде взять людей, способных понятно излагать по-русски достаточно сложные материи.