- Господин посол, это будет бесчестно!
- Вздор! Ты все-таки генерал-майор, а пан Антоний Коморовский у Лещинского только до полковника дослужился. И то титулярно, без полка. Не по чину ему тебя вызывать! Хотя род графский, старинный... Герб у них один с Понятовскими - циолек, сиречь телок...
- Авось не забодает! Еще вопрос, кто кого подловил: в чинах он мне уступит, а в знатности... Тебе же ведомо - у меня шляхетство выслужное. Как родовитые люди на выскочек смотрят, надо рассказывать?
- Ну и причем тут дуэль?
- Выйти с кем-то на поединок - значит признать себе равным.
- Ради подобных пустяков стоит ли ставить жизнь на карту?! Вас явно нарочно стравили! Ты даже не представляешь, насколько он опасен!
- Что, хороший боец?
- Не то слово. Насчет всей Польши не скажу - но лучшая шпага партии Лещинского, точно. Его путь усеян телами соперников. Как ты фехтуешь, не знаю...
- Посредственно или чуть ниже. Не беда. Придумаем что-нибудь.
- О чем думать?! Разве, как дуэли избежать?
- Вовсе нет. Если он сильней меня на шпагах - значит, я его застрелю. Выбор оружия за оскорбленной стороной.
- Разве тебя поколотили? Ты же прилюдно избил его приятеля! И после такого... Хочешь сказать, что сам его вызвал?
- Мне пришлось. Этому... Чешуевичу, или как его... он, что, родня?
- Насколько я знаю, нет. Зато Станиславу Понятовскому - дальний родственник и ближний клеврет.
- Вот и хорошо. Общепринятые дуэльные правила разрешают драться за однородца - если тот сам не способен. Ни за кого больше. Мои с этим пьяным дураком счеты посторонних не касаются. Можно без ущерба для чести посылать в дальний путь любого, кто пожелает за него вступиться. Потому единственный повод для поединка - оскорбление, нанесенное Коморовским мне и императору.
- Хорошую компанию ты себе выбрал.
- Так получилось.
- Учти, мое положение не позволяет открыто содействовать тебе. Официально - мне ничего об этом не известно.
- Если позволишь, Андрей Артамонович, я возьму Фронвиля.
- Как хочешь. Он будет рад.
Действительно, француз с увлечением взялся за дело. Устройство дуэли между чиновными и титулованными противниками как нельзя лучше отвечало его аристократическим пристрастиям. Он сам подобрал второго секунданта, из имперских офицеров, и с педантической важностью обсуждал со мной детали предстоящего. Увидев же, кто представляет наших врагов - просто расцвел.
Карл Двенадцатый вообще-то не жаловал поляков, но для Станислава Понятовского сделал исключение: произвел в шведские генералы и поручал самые трудные дела. Именно он в Константинополе изобретательностью и упорством преодолел Толстого и склонил султана к войне с Россией. Наша дипломатическая конфузия в Вене тоже была его заслугой. Служба Понятовского начиналась в турецкую войну под знаменами принца Евгения, и в имперской столице пана Станислава принимали как старого боевого товарища, a priori достойного большего доверия, чем русские. Враги отнеслись ко мне в высшей степени уважительно, если он сам явился секундировать.