– Костик! Что с тобой?
– Жив будет! – успокоил опер.
Костя вошел в кабинет, где, кроме его дяди, оказались Гуров с Поляковым, и Сафронов, увидев его, обмяк в своем кресле:
– Что случилось?
– Никитин жив? – вскакивая, воскликнул Лев.
– Все живы, – успокоил их Костя и, положив на стол диск, рассказал, что произошло.
Его выслушали в гробовом молчании, а когда он закончил, генерал угрожающе прорычал:
– Значит, и у меня какая-то гниль завелась! Ничего-о-о! Пока меня к чертовой матери не выгнали, я ее каленым железом выжгу! – Потом повернулся к Косте: – А ты немедленно к врачам! Мало ли, что у тебя с головой может быть? Кровищи-то вон сколько!
– К врачам – это уже лучше, а то меня сначала в морг посылали, – пробормотал себе под нос Костя.
– Тебе бы, паразиту, все хохмить! А как я своей сестре в глаза смотреть буду, если с тобой что-нибудь случится? Вон отсюда! И пока ты мне от врача не принесешь справку, что окончательно и бесповоротно здоров, чтобы духу твоего на работе не было!
– Это уже как получится, – пожал плечами Костя. – А Женька – вот такой парень! – показал он большой палец. – И мне до соплей обидно, что он никогда не будет моим другом, потому что с ним не то что в разведку, а и к черту на рога идти не страшно! Не бросит и не предаст! Сам подыхать будет, а друга в беде не оставит!
– Уйди отсюда! – устало попросил Олег Александрович и, когда Костя наконец вышел, позвонил кому-то и попросил: – Федор! Зайди! – Положив трубку, посмотрел на Гурова: – Мой заместитель полковник Миронов Федор Федорович. Я на него пока все текущие дела свалил. Вот кому бы я с радостью управление оставил!
Появившийся вскоре невысокий худощавый мужчина в очках вид имел самый невозмутимый, но осунувшееся лицо и круги под глазами говорили о том, что он если и спал, то тоже урывками. Сафронов объяснил ему, в чем дело, а потом напористо добавил:
– Время, Федор! Время уходит! Этих троих нужно расколоть до утра! Мы должны знать, кто их послал и что будет, если они не вернутся.
– Я вас понял, Олег Александрович, – кивнул тот и вышел.
А Сафронов тоскливо посмотрел на диск и спросил:
– Слушать будем?
– Давай для полноты картины, – буркнул Гуров, которому казалось, что он вернулся в лихие девяностые, когда они вот так же работали в порядке аврала, а самые неожиданные и неприятные вводные сыпались со всех сторон, как конфетти на карнавале.
То, что они услышали, даже на слух производило впечатление самое ужасающее: дикие, душераздирающие крики, стоны, мат и злобные, источавшие не столько ненависть, сколько алчность, требования и угрозы нелюдей, которые по должности своей были призваны блюсти закон. Причем, судя по их тону, они действительно могли не только привезти туда Нину с сыном, но и насиловать их на глазах Фартового, чтобы только добраться до тех денег. Ради них они были готовы на все! И Гуров, ни разу в своей жизни не ударивший на допросе задержанного, слушая эту запись, знал, что эти нечеловеческие, животные крики будут еще долго звучать у него в ушах.