Она была совершенно уверена в том, что Павел будет ею очарован. Наверное, он уже очарован, сомнений нет. С ним хлопот не будет. Со свекровью, конечно, придется потрудней… Судя по некоторым обмолвкам матушки, русская императрица попыталась выведать о будущей невестке все, что можно и нельзя. Барон Ассебург потребовал медицинского обследования будущей невесты русского наследного принца. Светила германской медицины засвидетельствовали, что девственность ее не нарушена, а в состоянии здоровья нет ничего, что могло бы воспрепятствовать супружеской жизни, а также вынашиванию и рождению здорового внука императрицы Екатерины.
Однако Вильгельмина не могла и вообразить, сколь серьезно обсуждалась ее персона и самые интимные черты ее характера!
Конечно, за нее горой стоял Фридрих, король Прусский. Все же Вильгельмина была сестрой его снохи, значит, в случае удачи этого брака он становился родственником Екатерины.
Хм!!! Эта перспектива и вдохновляла его, и забавляла. Малышка Фикхен… ее матушка, Иоганна-Елизавета, была в молодости неотразима и безотказна. Она не смогла отказать и своему королю… Вот смешно, если Фикхен – его, Фридриха, дочь! Русская императрица – дочь прусского короля!
Впрочем, король знал, что частенько находятся мужчины, которые самонадеянно приписывают себе отцовство императоров и императриц. От кого Иоганна родила Фикхен, известно только ей одной. А может, и ей неизвестно, женщины – они ведь как кошки…
Словом, он всячески подзуживал Ассебурга, чтобы тот остановил свой выбор именно на Вилли Гессен-Дармштадтской. К тому же она была истинная красотка, не то что другие две сестрички. Такой товар не стыдно показать самому привередливому покупателю!
Ассебург, впрочем, был человек ответственный и, хоть испытывал перед королем естественный трепет, куда больше опасался гонений русской императрицы, ежели обманет ее ожидания. Посему, познакомившись с Вильгельминой поближе и несколько понаблюдав за ней, он откровенно написал Екатерине, среди многочисленных похвал, следующее:
«Принцесса Вильгельмина до сих пор затрудняет каждого, кто хотел бы разобрать истинные изгибы ее души, тем заученным и повелительным выражением лица, которое редко ее покидает. Я часто приписывал это монотонности двора, необыкновенно однообразного… Удовольствия, танцы, наряды, общество подруг, игры, наконец – все, что обыкновенно возбуждает живость страстей, не достигает ее. Среди всех этих удовольствий принцесса остается сосредоточенной в самой себе и когда принимает в них участие, то дает понять, что делает это более из угождения, чем по вкусу. Есть ли это нечувствительность или руководит ею в этом случае боязнь показаться ребенком?.. Простодушно признаюсь, что основные черты этого характера для меня еще покрыты завесой… Ландграфиня отличает ее, наставники выхваляют способности ее ума и обходительность нрава; она не выказывает капризов; хотя холодна, она остается ровной со всеми, и ни один из ее поступков еще не опровергнул моего мнения о том, что сердце ее чисто, сдержанно и добродетельно, но что его поработило честолюбие».