— Сказуемое и подлежащее…
— Да нет же, — с раздражением прервала она Вовку.
— Там написано так.
— Учил? И ничего не понял? — громко спросил отец.
Вовка молчал. Еще некоторое время он сидел за столом.
Отец и мать громко совещались на кухне. Они спорили, как поступить с сыном. Вовка все слышал. До меня тоже кое‑что долетало.
— Он же видит, как ты каждый день пьешь, а потом начинаешь воспитывать его ремнем. Он все понимает. Горе мне с вами, — притихла надолго хозяйка, наверное, со слезами на глазах;
— Пора спать. Кому‑то завтра рано вставать, — заглядывая ко мне в комнату, сказал Вовка.
— Вов, пойдем ноги мыть, — позвала мать.
Вовка пошел не сразу. Отец сопровождал его с ремнем.
— Ну, бей, бей.., — говорил Вовка. Он повернул снова ко мне и пожаловался, что его бьют, гулять не пускают, лыжи не покупают. Очень просил взять его завтра на прогулку.
Я обещал ему пойти сразу к нашей горке, другой дорогой, чтобы нам никто не встретился.
— И никто не помешает?
— Никто. Обещаю.
-— Ура! — закричал Вовка. — А его не возьмем, — уже шепотом добавил он, подойдя поближе ко мне.
— Кого?
— Его. С ремнем…
Вовка поставил меня в довольно затруднительное положение. Что ему сказать? Как реагировать на его слова? Под дверью стоял отец. Ситуация была довольно сложной. В учебнике по педагогике ответа я не находил.
Обрадованный моим обещанием Вовка побежал в ванную. Мать мыла ему ноги и упрашивала учить уроки, а он ей говорил, что все уроки выучит и пойдет со мною гулять.
Я прикрыл плотнее дверь и ждал, пока все улягутся и в квартире воцарится тишина.
Для того, чтобы выполнить намеченную программу, мне предстояло проштудировать еще несколько глав по педагогике. Однако работать учителем мне не пришлось. Судьба распорядилась по–иному, забросив меня туда, где я закончил войну, на долгие годы.
Г оды словно промелькнули…
После возвращения из Германии последовало настойчивое приглашение поехать на работу в Калининград, бывший Кёнигсберг. Я просил дать мне отдышаться, однако меня уверяли, что лучшего места для отдыха, чем Калининградское курортное взморье, не найти. Даже расписывали уникальную Курскую косу, протянувшуюся узкой длинной лентой, отделявшей залив от моря, песчаные пляжи, к которым примыкают янтарные сосны и другие красоты этого края.
Для меня же этот переезд означал возвращение в Германию, порядочно приевшуюся за те долгие годы. Мне хотелось побыть дома.
Уговоры продолжались. Один из беседовавших со мной, видимо, любйтель рыбалки и охоты сказал, что залив богат рыбой, а на косе много дичи.
— Вот только обком партии наложил запрет на посещение косы. Даже туристам нужно истребовать разрешение, чтобы пройти по ней. Но думаю, вы найдете общий язык. Кому, как не вам, работать в Восточной Пруссии…