У отца, как я заметил, поблескивали глаза. Видно, он уже пропустил не одну рюмку самогонки собственного приготовления. Об этой привычке отца Вовка знал, потому что после этого у него прорывался воспитательный зуд с применением ремня. А так обычно отец молчал или вел со мною неторопливый разговор о выпивках, оправдываясь, что пьет он в меру, только дома, деньги на водку не транжирит, семью не разоряет.
— Я не какой‑нибудь выпивоха, под забором не валяюсь. Я дома после работы перед ужином пропущу шкалик и точка.
— Шкалик?.. — с ехидцей подхватил Вовка и почему‑то нарочито громко и неестественно закатился смехом. — Шкалик–бухарик…
— Замолчи, зараза. Ну, что с ним делать?.. Ты лучше слушай училку на уроках и не вмешивайся в разговор старших, — пригрозил отец ему ремнем.
«Зараза» поразила меня. Не будь за столом Вовки, я непременно бы отчитал отца. Но оставалось только укоризненно посмотреть на воспитателя. Он, кажется, понял меня, потому что на его сконфуженном лице мелькнула
улыбка, непонятно что означавшая, и он опустил ремень под стод.
Его посеревшее лицо с прилипшей к низкому лбу прядью слипшихся волос поражало в этот момент своей тупостью.
— Я бы в учителя, Алексей Иванович, ни за что не пошел, — сказал хозяин.
— Это почему же?
— В школе с чертенятами никакой справы нету. Возьмите нашего… Что с него будет?
— Пойдем, Вовочка, пойдем, — уводила мать в другую комнату сына, услышав рассуждения мужа.
Вовка неохотно встал и под конвоем отца шел в. комнату, где стоял его письменный стол.
— Читай задачку, — ласково предложила мать, подсовывая ему поближе учебник. Вовка молчал. Мать сама начала читать условия задачи. Вовка думал о чем‑то другом, смотрел в окно, закатывал глаза к потолку, когда мать рассуждала:
— Значит, так: сорок отнять семнадцать… Сколько будет?
Вовка долго молчал. Мать торопила его.
— Двадцать, — ответил он, продолжая смотреть в окно.
— Издеваешься? — угрожающе спросил отец.
— Вовочка, читай задачку, — ласково просила мать.
— Не буду.
— Не купим елку, — сказал отец.
Сын недоверчиво засопел, ноздри его раздувались гневно.
— Будешь хорошо учиться, пойдем во дворец культуры.
— А что там делать? — спросил Вовка и перестал сопеть.
— Ты что? Тогда не возьму на елку.
— Не надо. Мне там не интересно.
— Читай.
— Не буду.
Послышались шлепки ремнем. Вовка хныкал, а потом стал вызывающе громко смеяться, называя отца академи- ком–бухариком. Мать опять начала упрашивать сына учить уроки. Он сидел за столом и долго шмыгал носом.
— Назови времена глаголов, — просила мать, когда с задачкой было покончено. — Ну, какие?