Немного подумав, я забросил ручку подальше в кусты, присоединил к ней печать с обрывком веревки – объяснить, почему я заглядывал в саквояж, легко, но зачем лишние вопросы? — и сложил бумаги обратно. Стрельба на дороге уже стихла – похоже, с немцами покончено. Я взял саквояж и отправился обратно. Но, сделав пару шагов, остановился. Не оставлять же просто так офицера! Я вернулся к убитому, поставил саквояж на землю и принялся обыскивать труп.
* * *
Когда я вернулся на дорогу, все действительно было уже закончено. Бойцы собирали трофеи, Коля снимал фугас – ждать на месте бойни следующей колонны немцев мы не собирались. А смысл, если они, скорее всего, спешатся еще на подходе и начнут прочесывать лес? Я застыл в раздумье – присоединиться к собирающим трофеи или вначале отдать добытый мной саквояж командиру? Последнее предполагало выговор за убитого офицера. Но ничего решить я так и не успел.
— Найденов, — прозвучало от легковушки, — где офицер?
Я подошел к лейтенанту Бондарю, который в этом выходе был старшим группы. Во время моего появления он обшаривал салон машины в поисках ценного.
— Убил офицера, — кратко доложил я. — Другого выхода не было.
Лицо командира помрачнело.
— Бегал он очень быстро, — продолжал оправдываться я, — уже уходил от меня. Ну что мне было делать?
Следующую фразу лейтенанта я приводить здесь не буду. Слишком много слов, которые не стоит произносить в приличном обществе. Вкратце ее суть сводилась к тому, что мне не следовало не только преследовать убегающего немца, но и идти в армию вообще. Несмотря на то что я остро чувствовал свою вину, подобного отношения к себе не позволял никогда и никому.
— Что-то я не видел, чтобы кто-то еще побежал за офицером, — зло выдохнул я. — Или вы собирались его потом по всему лесу отлавливать?
Бондарь запнулся и, вытаращив глаза, смотрел на меня. Видимо, в этом времени споры со старшим по званию были редкостью. Как в будущем – не знаю, я в армии не служил, но подозреваю, что и через семьдесят лет офицеры, а особенно унтера, не любят, когда младшие показывают характер. Но эти мысли пришли уже потом, а пока у меня в крови снова забурлил адреналин.
— Я в одиночку, под пулями, бросился в погоню! — Постепенно мой голос стал срываться на крик. — Я виноват, что тот бегает быстрее? А куда вы смотрели, когда офицер стал убегать? Почему не было команды другим бойцам преследовать?
Дальше последовала фраза, не уступающая некоторыми оборотами речи командира. Лейтенант покраснел как рак и смотрел на меня дико выпученными глазами. Когда я наконец выговорился, на дороге тяжелой пеленой повисла тишина. Я огляделся. Все смотрели на меня. Когда я снова посмотрел на лейтенанта, тот, какими-то судорожными движениями, дергал застежку на кобуре пистолета. Похоже, я сильно перегнул палку.