Бледная, с неподвижными чертами лица, с распущенными волосами и с пристально устремленным вниз взглядом, душу раздирающим голосом пела Асенкова:
…И в могилу опустили
Со слезами, со слезами…
Здесь очарование, назло рассудку, доходило до высшей степени, и невольные слезы были лучшей наградою артистке».
Среди зрителей Александринки на премьере находился некий юноша. Ему было лишь шестнадцать, но сердце его переполнилось любовью к актрисе. Он оказался не в силах иначе выразить свою любовь, как написать стихи, которые так и называл – «Офелии»:
В наряде странность, беспорядок,
Глаза – две молнии во мгле,
Неуловимый отпечаток
Какой-то тайны на челе…
…Невольно грустное раздумье
Наводит на душу она.
Как много отняло безумье!
Как доля немощной страшна!
Нет мысли, речи безрассудны.
Душа в бездействии немом.
В ней сон безумья непробудный
Царит над чувством и умом.
Он все смешал в ней без различья,
Лишь дышат мыслию черты,
Как отблеск прежнего величья
Ее духовной красоты…
Так иногда покой природы
Смутит нежданная гроза:
Кипят взволнованные воды,
От ветра ломятся леса.
То неестественно блистает,
То в мраке кроется лазурь,
И, все смутив, перемешает
В нестройный хаос сила бурь.
Юноше этому еще предстояло сделаться знаменитым. Пока же его имя никому ничего не говорило: какой-то Николай Некрасов…
Полевой отныне был обуреваем одним желанием: писать для Асенковой. Его не смутили весьма нелицеприятные отзывы «Русского инвалида» об Офелии. Кравецкий был в своем репертуаре: театральный Зоил, что с него возьмешь? Однако никто не знал, что критик тоже решил выступить в роли режиссера и уже назначил день премьеры… своего спектакля, который он ставил по трагедии, написанной Натальей Васильевной Шумиловой.
Главную роль в этой трагедии предстояло играть Раиске. Кравецкий свел ее с Шумиловой, и та за участие в своем коварном замысле посулила Раиске сумму, которая мигом свела с ума эту вечно безденежную болтунью так же, как другая, значительно большая незадолго до этого свела с ума самого Кравецкого.
Итак, оставалось только ждать назначенного дня. Это был день полубенефиса[38] Варвары Асенковой.
* * *
Варя блистательно провела в этот вечер водевиль «Полковник старых времен» (опять с переодеванием в мужской наряд и демонстрацией обворожительных ножек), прелестно сыграла дочь мельника в «Русалке», а потом появилась в роли Вероники в мелодраме «Уголино», написанной Полевым на один из сюжетов «Божественной комедии» Данте.
День для премьеры был выбран неудачно: в Большом Каменном театре в тот вечер танцевала знаменитая Мария Тальони – и все же Александринка была полна, зрители толпились на улице, ловя отрывочные реплики, долетавшие из зала.