Он прошел мимо пустыря, на котором раньше красовался Центр Изобилия до того, как сгорел, потом мимо Шейте Сами, мимо скобяной лавки… и вот подошел к Нужным Вещам. Взглянул походя на витрину, посмотрел вперед но Мейн Стрит, мысленно прикинул, что вполне еще может успеть до того, как польет по настоящему… и вдруг замер как вкопанный.
Ноги пронесли его к этому времени мимо Нужных Вещей, и пришлось возвращаться. Над витриной горела всего одна лампочка, мягко освещая три предмета, ночующие там. Свет пролился и на лицо Хью и чудесным образом преобразил его. Он стал похож на маленького уставшего мальчика, пересидевшего свое время ложиться в кровать и неожиданно увидевшего то, что он хотел бы получить в качестве рождественского подарка, то, что он должен был получить, так как ничто другое на всей цветущей земле не могло бы этого заменить. По бокам стояли узкие, высокие, похожие на флейты бокалы цветного стекла (те самые, которые так дороги были сердцу Нетти Кобб, но Хью этого не знал, а если бы даже и знал, то ему было бы тридцать раз наплевать), а между ними…
Между ними лежал лисий хвост. И вдруг снова вернулся 1955 год, он только что получил свое водительское удостоверение и катил на Школьный Чемпионат Западного Мэна – Касл Рок против Гринзиарк – в отцовском «форде» выпуска 1953 года. Стоял не по сезону теплый ноябрьский денек, достаточно теплый, чтобы опустить старый брезентовый верх (если вас целая компания веселых заводных подростков, то такой ерунды вполне хватит, чтобы устроить сумасшедший дом), а их было в машине шестеро. Питер Дойон захватил с собой флягу виски Лог Кэбин, Перри Комо возился с радио, Хью Прист сидел за белым рулем, а привязанный к антенне, развивался длинный роскошный лисий хвост, именно такой, на который он теперь любовался в окне витрины.
Он вспомнил, как мечтал, что когда у него будет собственный кабриолет он привяжет на радиоантенну такой же хвост.
Еще он вспомнил, как отказался от предложенной фляги, когда подошла его очередь. Он ведь был за рулем, а когда ведешь машину, пить нельзя, поскольку ты в ответе за жизнь своих пассажиров. И еще кое-что он вспомнил: уверенность в том, что это самый счастливый час самого счастливого дня в его жизни.
Воспоминание удивило его ясностью и живостью ощущения – дымный терпкий аромат сжигаемых листьев, ноябрьское солнце подмигивающее в витринах, и теперь, глядя на лисий хвост, он внезапно понял, что тот далекий день и в самом деле оказался самым лучшим днем во всей его жизни, одним из последних перед тем, как он очутился в цепких, вязких обволакивающих объятиях алкогольных паров, превративших его силой злого рока в уродливую пародию на Короля Мидаса – к чему бы он с тех пор ни прикасался, казалось, обращалось в зловонное дерьмо. И вдруг его осенило: я могу измениться. Идея тоже оказалась заманчиво ясна. Я могу начать все сначала. Разве такое возможно?