Мы не сводим глаз друг с друга.
— Хлопья или тост, Ава? — сухо спрашиваю я, направляясь к шкафу.
— Рисовые шарики, я хочу шарики.
Я достаю тарелку и ложку.
— Пса?
— Да. Я почувствовал, что должен передвинуть его, и влез в… ну, ты знаешь.
«Кровь. На твоих руках была кровь, Пол», — вот что я хочу сказать, но сдерживаю себя.
— Какого пса?
— Что?
— Что это был за пес?
— Какая-то помесь лабрадора, кажется. — Он смотрит себе под ноги. — Я должен был оттащить его и ужасно расстроился.
Я пристально смотрю на мужа, стоящего в кухне, в сердце нашего дома, его отпрыски находятся рядом. Я знаю его лучше, чем он знает себя сам. Он часто говорит мне это. И я знаю, что когда он смотрит себе под ноги, то он врет.
— Ты знаешь, какая порода, но не знаешь, какого пола.
Пол бледнеет.
— Прошлой ночью собака была «она». Сегодня утром это «он».
Он пожимает плечами, его лицо ничего не выражает.
— Думаю, вчера все казалось более реальным. Собаки могут казаться такими же, как люди, когда они ранены. — Он допивает оставшийся чай и сметает крошки с костюма. — Я должен идти. — Он подходит и заключает меня в крепкие объятия, медленно раскачивая из стороны в сторону, а потом нежно целует в лоб. — Ах, Эгги, ты всегда следишь за моим благополучием!
У меня высокий лоб, который я всегда ненавидела. Вскоре после того, как я начала проводить время с компанией Пола, он поддразнивал меня, при друзьях называя яйцеголовой и тем самым ужасно унижая. Но спустя несколько месяцев, когда я начала мечтать, чтобы он в меня влюбился, я стала Эгги,[1] и из всех его ласкательных имен это мне нравится больше всего. Мы идем рука об руку к входной двери, и на его лице играет слабая улыбка. Я помогаю Полу надеть пальто, а он оглядывается по сторонам в поисках шарфа и портфеля.
Из кухни слышатся крики и визг.
— Мама, Ава пролила молоко на мои комиксы!
— Тебе лучше пойти туда, — говорит Пол, открывая дверь.
— У тебя все в порядке?
Я прижимаюсь к нему и замираю, пытаясь не думать о вопросах, на которые так и не получила ответы. Он кивает и отпускает мою руку.
— Ты уверен?
— Как никогда, — отвечает Пол.
Но, идя по дорожке, он выглядит грустным.
— Мама!
Я вхожу в гостиную. Вопль Авы усиливается на несколько октав. Я вижу свернутое одеяло, под которым мой муж спал ночью, вмятины от его тела еще видны на диванных подушках. Он должен был встать очень рано, чтобы смыть последствия прошлой ночи. Когда мы разговаривали, я так и не осмелилась спросить у него кое-что, потому что эмоции еще явно не улеглись. Что могло заставить его так рыдать на полу нашей кухни? Пять лет назад отец Пола умер от внезапного приступа. Я и подумать не могла, что мужчина может проявлять такую скорбь, как он тогда. До прошлой ночи.