Джесси не самая давняя моя подруга, но зато самая веселая. Мы договорились встретиться на Трафальгарской площади; я предполагаю, что она хочет пробежаться по Национальной галерее, но когда я начинаю подниматься по ступенькам, она поворачивает в другую сторону, не желая смотреть на импрессионистов и проталкиваться сквозь толпу туристов возле магазина с открытками.
— Давай пообедаем на улице, будет весело.
— На улице?
— Ага, давай устроим пикник и поедим возле львов.
— Ты с ума сошла? Сегодня денек явно не погожий.
— Где твой дух авантюризма? Давай же, это ведь я плачу, в конце-то концов!
Она лукаво улыбается. Мы обедаем сегодня вместе, потому что недавно была выставка, на которой Джесси продала свою картину, поэтому сегодня она решила это отметить.
Мы выстаиваем очередь в шумном магазинчике, где продают сэндвичи, и с трудом пробираемся по узким дорожкам сквозь встречный поток, а затем садимся на краю одного из фонтанов. Жиронепроницаемая бумага шелестит на ветру, когда мы с жадностью набрасываемся на сэндвичи и наливаем вино в пластиковые стаканчики.
— Ну как ты? — спрашиваю я, выковыривая помидоры из бекона. — На работе все в порядке?
Она жует и кивает:
— Я встречалась с несколькими потенциальными клиентами. Может быть, из этого что-то и получится. Такое чувство, что я на подходе к чему-то значимому.
— Это просто здорово.
— Или же я просто слушаю всякую ерунду.
— Такова доля художника, разве нет?
— Моя так точно.
У Джесси лишь одна любовь всей жизни — ее искусство. Она работала в барах и ночных клубах, чтобы закончить художественную школу, жила где попало, чтобы купить холст, и должна была продолжать работать, чтобы оплачивать аренду и художественные материалы. Каждую свободную минуту она рисует.
— Который час?
Я поддернула рукав куртки, чтобы посмотреть на часы.
— Почти час. А что?
Она не отвечает и оглядывается.
— О, я вижу знакомого! — Джесси машет рукой двум молодым людям, сидящим чуть дальше у фонтана. — Я вроде как встречаюсь с тем, что слева от тебя.
Я внимательно разглядываю парня с козлиной бородкой, которому на вид около двадцати.
— Ему девятнадцать.
— Тебя нужно арестовать! — говорю я с наигранным возмущением.
За годы нашего знакомства Джесси встречалась, бросала и ее бросали миллионы мужчин. Сомневаюсь, что в Национальной галерее найдется зал, который сможет их всех вместить, в то время как мои бывшие любовники свободно поместятся в нашей ванной комнате. У нее в жизни было много страстей, у меня только одна.