Ой, что-то тут не так! Все это гостеприимное употчевание крайне подозрительно. Подозрительнее не бывает. То спаивает, то в ванне, как сельдь пряного посола, замачивает, то кофе травит. Чем я ему так не приглянулась?
— Нет! — в который раз отказалась я. Перевела стрелки: — А зачем ты держишь аралёзов?
Иртихал закатил глаза и вдруг честно сказал:
— Из вредности! Выиграл когда-то в карты у Рицесиуса в юности по глубокому подпитию и с тех пор с ними и мучаюсь.
— Так отдай обратно, — посоветовала я, удивляясь божьим отношениям.
— Фиг ему! С добрыми глазами! А не обратно… — как-то не по-взрослому отреагировал бог. — Он со мной властью не делится, а ведь мы родные братья! И я старший! Я!!! А не он!
— Хм-м, — озадачилась я, начиная кое-что соображать. — Так вы в контрах? По-братски, так сказать?..
Иртихал кивнул.
— И ты, значит, мечтаешь отомстить?
Небрежное, даже сказала бы ленивое пожатие широких плеч.
— И я, следовательно, дура и крайняя?! — Внутри начало клокотать.
— Учти, это не я сказал, — фыркнул Иртихал.
— И весь сыр-бор из-за каких-то столетних детских обид?.. Я буду отдуваться за черт знает кого вообще неизвестно с какой дури?!
— Да вот как-то так…
— Угу-у, — согласилась, прокручивая в мозгу последствия своего необдуманного поступка и тихо офигевая.
Как же я вляпалась! Это ж надо было так умудриться! Повелась на родственные связи! Ага.
Не зря же меня Севда с Терейном отмазывали, как могли, и никуда с зеленоглазым «дедушкой» не пускали. М-дя-а-а, если мозгов нет, так своих не вложишь… А если попробовать договориться?
— Иртихал, — я призывно заулыбалась, скалясь, словно Дед Мороз на Рождество, и трогательно прижала к груди наволочку и кадуцей, — а на каких условиях ты меня отсюда выпустишь?
— Ни на каких! — с несказанным удовольствием осклабился брюнет. — Ты мне здесь нужнее. Кстати, — поднял указательный палец вверх. — Могу тебя поздравить — для всех остальных ты умерла.
— Что сделала?! — воззрилась я на него в который раз. Умеет мужчина поражать воображение!
— У-мер-ла. — Еще шире его улыбка, и еще гадостнее на моей душе. — Добровольное сошествие в царство мертвых приравнивается к смерти, потому что отсюда никто не возвращается. Смирись и учти — в моем обществе, дорогая, тебе придется провести долгие-долгие годы…
Может, ему на черный бархат поверх белой собачьей шерсти еще и плюнуть? Раза три? Или пять?..
— Пожалеешь ведь, — пообещала я, разрываясь от душевной боли. — Горько и неоднократно…
— Не думаю, — злорадствовал Иртихал. — Ради того, что ты сама притащила сюда символы власти Рицесиуса, я готов стерпеть многое… Даже тебя.