В углу двора темнела вместительная яма, обшитая досками. Там сложены литература партийной библиотеки, пишущие машинки и другое имущество райкома. Кузьма Маркович закрыл яму, утоптал грунт, присыпал сухой землей. Шепнул мне, где схоронены сейфы: «Возвратитесь, понадобятся».
С Кузьмой Марковичем мы старые друзья. В 1932 году Таганрогский горком партии направил меня в село Покровку, в колхоз «Путь к социализму», где меня избрали секретарем партийной организации. В то время в колхозе сложилась тяжелая обстановка. Не хватало фуража, семян. Кузьма Маркович, старожил села и активный колхозник, член партии, хорошо помогал мне, особенно на первых порах.
Потом меня послали учиться в партийную школу, но связи с Фоменко у нас не порывались. По окончании школы меня направили на работу в Неклиновский район и вскоре избрали секретарем райкома партии. С той поры мы с Кузьмой Марковичем трудились неразлучно.
Командир партизанского отряда «Отважный-1» Н. П. Рыбальченко (справа) и комиссар отряда А. П. Даниловский.
Когда начали создаваться подпольно-диверсионные группы, Кузьма Маркович попросил оставить его подпольщиком в Покровке. Я убеждал его эвакуироваться.
— Ведь ты старый член партии, — говорил я. — Два сына-коммуниста служат в армии. Враги схватят тебя — не помилуют.
— И кто во мне партизана признает, — отвечал он. — Инвалид империалистической войны, на деревяшке, без ноги. А помочь подпольщикам я сумею, в тягость не буду.
Он настоял на своем. На прощание мы крепко обнялись, пожелали друг другу удачи.
…Гул фронта становился все ближе. Зарево пожаров полыхало на десятки километров. Казалось, сама земля горит на горизонте.
Схлынул поток эвакуированных, отодвинулись подальше в тыл армейские хозяйственные службы. На перекрестке в центре села появился красноармеец-регулировщик. К нему то и дело обращались водители военных машин, раненые бойцы-одиночки. Отвечал он коротко и четко, чаще взмахом флажка указывал направление.
Последними покидали село работники райкома партии и бойцы партизанского отряда.
Райком партии и штаб партизан разместились в Синявке, на территории рыбозавода. Совсем недавно на берегу Мертвого Донца текла мирная жизнь. Слышался веселый перестук молотков у заготовителей тары, металлический шум лебедок, поскрипывание транспортеров, выгружавших рыбу из катеров и водаков, далеко окрест разносились задорные песни девушек-работниц. А теперь на заводе было безлюдно, тихо.
Хорошо запомнился мне тот пасмурный день — 20 октября сорок первого года. Над Мертвым Донцом, над селом плыли свинцовые тучи. Глухо бухали где-то поодаль наши орудия, грохотали разрывы немецких снарядов. Пустынны улицы, во дворах — ни души. Даже собаки попрятались неведомо куда. На душе тревожно, тоскливо, но я понимал — не время давать волю подобным чувствам. Нас ждет жизнь, полная опасностей, требующая мужества, смелости, железной выдержки.