Ушел Сидоренко, постучалась в дверь моего секретарского кабинета Тося Аникеева. Тосю я знал давно: добрая душа, хорошая комсомолка.
Тося попросила:
— Александр Пахомыч, можно я буду разведчицей?..
И так, день за днем, шли и шли люди, готовые на смерть, на муки, даже не думая о том, что это и есть геройство.
Однажды, в полуночный час, в райком партии явился морской офицер. На вид ему было лет тридцать пять. Крепко сбитый, загорелый. На груди висел бинокль, на широком ремне — компас, справа, в потертой кобуре, — пистолет, слева — кортик. Вид у офицера был властный и вместе с тем привлекательный.
Он подал письмо. Обком партии предписывал мне выделить офицеру Цезарю Львовичу Куникову верных людей, хорошо знающих Миусский лиман, Таганрогский залив и приазовские плавни. Обком предлагал договориться с офицером о совместных боевых действиях партизан и моряков.
Куников улыбнулся:
— Недели две назад пил я воду из колодца в Самбеке, и вот снова дорога привела в ваш район.
Тем временем собрались члены райкома, и я попросил моряка подробнее ознакомить нас с положением на фронте. Куников достал из планшета карту.
— По данным разведки, — начал он сообщение, — немцы рассчитывали захватить Таганрог с запада и форсировать Миусский лиман. Моему отряду приказано готовиться к обороне Таганрога и, если вынудят обстоятельства, действовать на флангах у немцев, не давать им обойти Ростов с низовьев. Все суда, имеющиеся в колхозах, до последней лодки надо перебросить на противоположный берег моря, чтобы враг не захватил их.
В ту памятную ночь мы обсудили, как лучше организовать взаимодействие моряков и партизан.
На другой же день я начал знакомить Куникова с Миусским лиманом и нижним течением Дона. Небольшой быстроходный катер пересек речку Широкую и взял направление к Дону. Вокруг простирались необозримые донские займища. Куников опознавал ерики и протоки по своей карте-километровке, наносил на нее необозначенные ориентиры.
Он насторожился, узнав, что верховой ветер сгоняет воду в дельте Дона и в заливе почти до самого Таганрога. В такую пору судоходные гирла превращаются в мелководные протоки. А вот низовка поднимает уровень воды в Дону до четырех метров.
— Ну ж местечко! — Куников улыбнулся и пошутил: — Верховку пока отставить.
— Так-то так, — заметил я. — Но при низовом ветре все партизанские базы всплывут немцам на «смотрины».
Командир моряков озабоченно произнес:
— Да, черт побери, партизанить в этих местах будет трудновато.
Катер вошел в гирла Дона. В кутах Зеленковом, Масловом и Лебяжьем стоял несмолкаемый птичий гомон. По песчаным отмелям заповедника бродили цапли, журавли, в камышах крякали утки. Все это пернатое население не обращало на нас внимания. Когда катер приближался к самому берегу, цапли недоуменно косились и лениво шагали в прибрежные заросли. В чистой воде косяками ходила рыба, то и дело вскидывались золотоспинные сазаны.