Сидоренко рассказывал товарищам, как он на Миусе подбил танк гранатой, а потом расстреливал фашистов, покидавших горящую машину. На занятиях он повышал свои знания.
Изучали, как вести огонь по воздушному врагу. Оказывается, из винтовки или ручного пулемета можно было сразить самолет на высоте 600–800 метров. Стрельбу открывали, когда машина проносилась над головой. Стреляли из положения лежа.
— А я стрелял, как только увижу самолет, — говорил Костя Голоснов своему другу Володе Мовцесову. — Знал бы правила стрельбы, глядишь, и подбил бы крылатого фашиста…
Учились разжигать замаскированные костры: «звездный», «полинезийский».
— А как разжечь костер без спичек? — спрашивал офицер и отвечал: — Приготовь сухую бумагу или мелкое сено, листья камыша. Вынь из патрона пулю, высыпь на разжогу часть пороху, заткни бумагой и выстрели в растопку.
— Смотри, как просто, — говорили партизаны. — Ведь случалось, отсыревали спички…
Инструктор учил партизан распознавать немцев по родам войск.
— Пойди разбери их, особенно ночью, — шептались партизаны. — Главное, попался фашист, уничтожай его без разбору.
Занятия в отряде проводились вечерами, а то и ночью. В дневное время бойцы восстанавливали в селе разрушенное врагом хозяйство, помогали тыловым подразделениям частей Красной Армии. Не прекращались разведки в тыл врага. Вместе с моряками мы готовились к новым боевым схваткам с противником.
20 декабря под вечер в Синявку приехала группа командиров во главе с Куниковым. Их интересовало трофейное оружие. Не успели мы поздороваться, как Куников попросил горячего чая, продрог, говорил, до костей. Я, признаться, удивился: такой закаленный человек и замерз, одетый в полушубок, валенки, шапку-ушанку. Оказалось, вблизи села на Мертвом Донце сани влетели в полынью. Цезарь Львович принял ледяную ванну. Я распорядился принести подходящий костюм, сухие валенки и приготовить чай.
Переодевшись, Куников, по обыкновению, перешел на шутливый тон разговора. Покачал головой:
— Кругом война, а ты восседаешь за письменным столом да еще в кресле. — Он огляделся. — Вот только автомат в углу.
Открыл ящик, достал гранату лимонку. Улыбнулся, сказал:
— Беру свои слова обратно. Сразу видно — прифронтовой райком!
Во время нашего разговора в комнату вошел старик, мой давнишний знакомый Трофим Иванович Панфилов. В полеводческом колхозе имени Яна Фабрициуса он работал в слесарной мастерской. В 1928 году мы с Трофимом Ивановичем создавали этот колхоз. Я тогда был председателем колхоза, а он — моей правой рукой. Панфилов поздоровался и, кивнув в сторону Куникова, вопрошающе посмотрел на меня. Я познакомил их. Спросил у бригадира, что нового.