Назимов сознавал, что выздоровлением своим обязан прежде всего друзьям, что он неоплатный должник перед ними.
Взгляд его рассеянно бродил по бараку. Народу заметно убавилось. Баки не спрашивал, куда девались люди, ибо сам видел, как по утрам дежурные выносили десятки трупов. Живые продолжали двигаться как тени — одни высохли, другие неузнаваемо опухли. Задонов и Ганс тоже сильно сдали.
«И эти люди помогали мне», — подумал Назимов. Исхудавшей рукой он обнял за плечи только что подсевшего к нему Задонова.
— Спасибо, друг — сдавленным голосом проговорил Баки, в горле у него встал комок.
Задонов, не ожидавший такого проявления чувства, даже растерялся. Он по привычке сложил губы трубочкой, но из-за того, что усы у него сбриты, в лице не стало прежней выразительности. Должно быть, он и сам почувствовал это, скороговоркой пробормотал:
— Вот черт! Если так пойдет дальше, ты скоро целоваться полезешь, словно баба. Не люблю я такие сентиментальные арии.
Назимов тоже устыдился своей слабости. Опустив голову, молча уставился на пол. Задонов тронул его за плечо:
— Сумеешь выйти из барака? Тебе надо подышать свежим воздухом. Хватит, достаточно валяться…
Он помог Баки выбраться наружу. Они уселись неподалеку от дверей барака. У Назимова мелко дрожали колени, чуть кружилась голова. При дневном свете Баки лучше рассмотрел, как сильно похудел и постарел его друг. Под глазами у Задонова багровые пятна; уши как-то сморщились, стали походить на жухлый лист; безусое лицо было жалким.
Несколько минут они сидели молча, глядя на мрачное здание крематория. Во дворе его, под навесом, штабелями сложены трупы: жертв в лагере было столько, что мертвецов не успевали сжигать.
— Пока ты болел, в нашем бараке умерло около ста человек, — задумчиво проговорил Задонов. — В остальных бараках еще больше.
Назимов невольно вздрогнул. Ведь вполне могло случиться, что и он сейчас лежал бы там, в той страшной поленнице, приготовленной для сожжения. И снова его захлестнула волна благодарности к другу, глаза повлажнели.
Николай сурово одернул его: — Ну тебя! Не разводи сырости, и без того муторно на душе…
Затрещало в репродукторе на столбе. Чей-то голос властно прохрипел:
— Лагерный староста, быстро к воротам! Потом уже другой голос приказал какому-то оберштурмфюреру немедленно явиться к коменданту лагеря. Через несколько минут — новый приказ:
— Двое носильщиков, за трупом! К воротам, бегом!
— Здорово командуют, — зло усмехнулся Назимов.
— Это еще что… А вот как выкликнут твой но-» мер да прикажут: «Ан шильд драй», тогда… — Задонов сделал губы трубочкой, — фьють… Капут, одним словом.