- У вас неприятности? - спросила та, что была Ларой и была чуток похожа, ну, скажем, на Софию Ротару.
- Громадные.
- Вывернетесь, я за вас не страшусь, - сказала та, что была Ланой и была похожа, ну, скажем, на Валентину Толкунову.
- Спасибо, на добром слове спасибо. Выпить хотите?
- В такую жару?! - хором отказались, соглашаясь, дамы.
Тот чемодан, откуда он добывал свежую рубашку и где была та бутылочка с белой лошадью на зеленой лужайке, был незамкнут, крышка была откинута, - в том чемодане пестрела всяческая иностранная затейщина, ярлычки всякие высовывались, и к ним откровенно тянулись глаза женщин.
- Господи, какими вещами человек упаковался! - вздохнула Лара.
- Говорил вам! - ликовал Алексей, гордясь новым другом.
- Так ведь международник, - сказала Лана.
- В прошлом, - сказал Знаменский и достал "Белую лошадь". - Я весь в прошлом, девочки. Так что...
- За битого - двух небитых дают, - сказала одна.
- Вывернетесь, - сказала другая.
Лара была брюнеткой, раз под Ротару, Лана чуть была посветлее, раз под Толкунову.
А все же то, что вот так запросто явились к нему, что шофер Алексей, водитель служебной машины его друга, посчитал возможным организовать эту встречу, да и чувствовал себя сейчас легко и просто, а все же в этом был знак, горький знак его, Знаменского, падения. Он теперь был ближе к этим вот, а не к тем, кто бы еще с год назад мог наведать его в этом номере, очутись он вдруг по делам службы в Ашхабаде. Да нет, нечего бы ему было тут делать. Но если, ну предположим, что очутился бы, то не эти, не этого круга человечки были бы сейчас здесь. Да, да, уловили, не столько разузнали, сколько почувствовали, что он теперь ихний. Упал. Провалился. Летел, летел и вот шмякнулся. И они, эти вот, пришли на него глянуть, а как же, занятно все-таки. И даже утешают его, вникают в его судьбу, - чем не развлечение. И все-таки, а вдруг да и вывернется? Он и сам еще надеялся. Гнал от себя надежду, но все же, все же, но все же. А женщины зорки, они все колдуньи, они далеко могут заглянуть. И эта вот, Лана-Толкунова, сказала, что не страшится за него, что он - вывернется... Просто так сказала, для уюта? Такие женщины, с которыми за час всего можно пройти всю дорогу, от нуля до самых тайных тайн, до той близости, когда сердце на разрыв, - такие женщины трагизм своей жизни в себе ощущают, не из баловства пришли к баловству, и они, такие, слов на ветер не бросают. Щебечут, чепуху вроде несут, руками размахивают, помогая своим словам, которые не всегда легко находят, но слова у них, если вслушаться, вдуматься и в них и в звук самый, они не пустые, не пустяковые, не от светской болтовни и сокрытости. Там, в верхних слоях атмосферы, ему уже порядочно наговорили утешительных слов, но, наговорив, смывались - дружки и подружки, знакомцы и знакомицы, которых было так много. Они смывались, размывались. А ведь многие, очень многие были его повадок люди. И пили, и поигрывали, и с барахлом комбинировали, заступали, заступали черту. Он попался, они нет. В том лишь и разница? Но попался. И нечего себя оправдывать. Он отвинтил крышку початой бутылки, пошел к сверкающему буфету за рюмками.