В глазах Крейга застыла ярость. Он отнял от ушей руки и проговорил:
— Надеюсь, ты не предлагаешь…
— Вот именно. К черту девяносто минут основного времени, к дьяволу полчаса дополнительного, переходи сразу к серии пенальти; и нечего бегать туда-сюда, пыхтеть и потеть. Потрясающая результативность игры начиная с первого свистка в первом же матче вплоть до финального эпизода с падением на колени и закрыванием руками лица, дикими прыжками вратаря и молочением кулаком по воздуху в последнюю секунду, после которой Кубок Жюля Римэ[53] возвращается в Люксембург, где ему самое место!
— Да как ты посмел, поганый язычник, даже помыслить о подобном!
— Янки это одобрят, — сказал я ему. — Кабельные каналы заполучат наконец такой футбол, который можно будет чередовать с рекламой каждые три-четыре минуты, не слишком перенапрягая способности восприятия среднего жителя Иллинойса.
— Серия таких пенальти стала бы чудовищным извращением лучшей в мире игры, — скорбно произнес Крейг, — Решать дело подбрасыванием монеты было бы и то благороднее. Там, по крайности, никто бы не сомневался, что все дело в чистом везении.
— Ты рассуждаешь, словно представитель Шотландской футбольной ассоциации. Я же говорю о будущем, ты, косный традиционал. Присоединяйся к моему плану или переключайся на клюшку, чертов луддит.
Крейгу очень убедительно удалось притвориться, что он ничего не слышит. Он вовсю таращил глаза на свою стереосистему, где «Плей»[54] приближался к стопу.
— Моби, — сказал он, переводя взгляд на меня.
— И что с ним?
— Тебе не кажется, что он чуток похож на Фабьена Бартеза?[55]
Позже, дожидаясь прибытия вызванного мною такси, мы сидели на диване в гостиной, покуривая еще один, последний косяк и выпивая на посошок еще по бокалу вина.
— Эмма утверждает, что мы никогда не разговариваем о серьезных вещах, — сказал Крейг.
— Вот как?
— Именно. И это примерно триста седьмой пункт в ее списке, озаглавленном: «Почему Крейг сущий гондон».
— Что ж, если ей хочется поболтать с тобой о чем-то по-настоящему важном…
— Нет-нет. Речь не о нас с ней, а о нас с тобой.
Я уставился на Крейга.
— Что она имеет в виду?
— Наверно, что мы с тобой не сплетничаем.
— То есть что мы толкуем о вещах, которые держим за важные, типа футбол, секс, политика, а не о том, к примеру, кто там из знакомых с кем спит?
— Примерно так, — согласился Крейг, почесав затылок, — Каждый раз после наших с тобой встреч она спрашивает о твоих матери, отце и брате, интересуется, как там у тебя дела с Джоу, а мне приходится пожимать плечами — ничего, мол, не знаю.