— Она эту тему обсуждать не любит. Я имею в виду, короля. Ей неприятно это вспоминать. Хоть иди и у него самого спрашивай.
— А что… — засмеялся Кантор. — Прикинься привидением… А вот и Мафей.
Маленький эльф вышел из телепорта, огляделся и спросил:
— А почему вы в темноте сидите?
— Просто не заметили, как стемнело, — улыбнулся Пассионарио. — Сделать немного света? Его могут и увидеть.
— Я сам сделаю. На минуточку, чтобы Диего посмотрел рисунки. А потом уберем, чтобы не заметили, — пообещал Мафей и создал небольшой светлячок. Когда на площадке стало более-менее светло, он протянул Кантору два листа. — Вот, смотри.
— А мне можно? — полюбопытствовал потерянный предводитель.
— Можно, — кивнул Кантор, разглядывая свой портрет. Получилось очень похоже, хотя, на его взгляд, слишком сурово. Плотно сжатые губы и строгий холодный взгляд, бесстрашный и безжалостный. Воин.
— Разве я такой? — спросил он, и Мафей ответил:
— Не совсем. Это та из твоих личностей, которую ты считаешь собой, хотя на самом деле ты что-то среднее. А вот это — тот, кого ты называешь «внутренним голосом».
Кантор взглянул на второй лист и тихо обомлел. Это был тоже он, но совсем другой. Отчаянно-веселые глаза с этакой лихой чертовщинкой, ослепительная улыбка — прежняя, какой она была до того… И длинная челка. Бард.
— Потрясающе! — засмеялся за его спиной товарищ Пассионарио. — Мафей, ты гений. Как ты это рассмотрел?
— А разве ты сам не видишь? — удивился эльф.
— Да я никогда не смотрел. Я-то просто все о нем знаю… Кантор, а ты что молчишь?
— Спрячь его где-нибудь, — хрипло выговорил Кантор, не отводя глаз от рисунка. — Или лучше сожги. Чтобы никто никогда не увидел. И никому не говори.
— Это так важно? — удивился Мафей и погасил шарик. — Хорошо. Не скажу. Давай, спрячу.
— А подари мне, — попросил Пассионарио. — Кантор, можно я их себе возьму? Я никому не покажу, только Амарго.
— Ты что, полный придурок? — рассердился натурщик. — Чтобы Амарго мне яйца оторвал?
— За что?
— За то, что я засветился. Ему же не докажешь, что не виноват… Хотя, впрочем, если ты с ним помиришься, то показывай, потерплю… — Он мрачно ухмыльнулся. — За короля и отечество…
— Разумеется, — пообещал идеолог. — Если не помирюсь, то и показывать не буду. Ну что, пожелать тебе спокойной ночи, или это будет звучать как издевательство?
— Постой, — спохватился Кантор. — Когда ты видел Шеллара, то заглядывал в него?
— Не помню, — пожал плечами Пассионарио. — А что?
— Мне интересно, что же это у него за свет такой.
— Не припоминаю. Может, еще как-нибудь увижу, посмотрю.