– Колдун… Слов иных не знаешь, боярыня? Молвила бы «волхв» – ведомо тебе сие слово? Али на худой конец ведуном бы нарекла. Небось, мудрецами токмо пришлых жрецов чтишь?
– Прости… Лютобор, – нашлась гостья. – Мудрый Лютобор…
– И то складно, – похвалил колдун, вытянул руку и провел ладонью женщине от лба до низа живота. Та попыталась отпрянуть, но уперлась спиной в стену. – Рот открой, страдалица.
Гостья открыла было рот, но тут же спохватилась, захлопнула его, вскинула сжатые пальцы ко лбу – и опять в последний миг опомнилась и остановила руку.
– Есть хворь у тебя, есть, женушка, – кивнул старик. – Да не столь велика, чтобы по весям бездонным с нею шастать. Живо чрево твое, да больно лениво. Спит, не добудилися добры молодцы.
– Сын, сын у меня наверху, мудрый Лютобор, – замахала руками на лестницу женщина. – Уж вторую седмицу, как немощен стал. Горяч, беспамятен. Потом исходит, нешто в парилку попал. Не ест ничего, насилу водицей поить удастся. Спаси мне сына, мудрый Лютобор. Спаси – чем хочешь, отплачу! Все, что пожелаешь, все исполню!
– Что пожелаю? – прищурился на нее колдун. – Коли так, то желаю бор за Удраем в свое владение, дабы лесорубы да бабы-ягодницы не досаждали, да еще гору, что Сешковской ныне кличут. От вашей усадьбы аккурат с полверсты до нее будет. Ту, на которой под полнолуние смех да песни слышны.
– Как же я тебе отдам сие, Лютобор? – отпрянула женщина. – То же не мое, то князя Друцкого земли будут!
– Отчего же обещаешь, чего дать не можешь, глупая баба? – отчитал боярыню старик. – Помысли поперва, а уж потом словами кидайся клятвенными.
– Серебра, золота отсыплю, сколь спросишь. Что есть, все отдам. Исцели сына, мудрый Лютобор! Исцели, матерью твоей заклинаю!
– На что мне серебро твое, боярыня? – хмыкнул колдун. – В очаге его не разожжешь, на плечи не накинешь, в горшке не сваришь. Что проку мне с такой награды?
– Сын… наверху… – Гостья уже не знала, что и пообещать, в ее голосе зазвучали слезы. – Исцели сына, Лютобор. Милости у тебя прошу. На тебя все указывают. Сказывают, ты все можешь. В тебе сила великая есть. Коли пожелаешь, так и мертвого оживишь. А уж немощного к свету вернуть тебе – что на воду дунуть. Спаси его, Лютобор. Спаси кровинушку мою, радость единственную. Спаси…
Старик поджал губы, отчего те совсем побелели и стали светлее кожи, развернулся, отошел к куче хвороста, выбрал пару сучьев, провел ими над очагом. Сухое дерево тут же затрещало огнем. Одну из деревяшек колдун кинул на угли, с другой двинулся к лестнице:
– Ладно, боярыня, неча тут сырость разводить. Показывай отрока своего. Може, и придумаю чего. Мертвого не оживлю, а на живого, коли роду не чужого, крови нашей, найдем снадобье верное. Внука Сварожьего Маре не отдам, не для того ныне небо копчу…