Начальник вежливо передвинул документы обратно и очень терпеливо и вразумительно стал втолковывать, что он рад бы всей душой, каждый стоящий механик на вес золота, но не имеет он права поставить к машинам инвалида с тяжелыми последствиями контузии, с травмированной нервной системой. Да с него эта самая охрана труда и техника безопасности голову снимут, под статью подведут…
Напряженно улыбаясь, Матвей приоткрыл рот, чтобы, выждав паузу, в свою очередь попытаться объяснить начальнику его ошибку. Он хотел для начала пошутить: что же это вы, друзья, за психа меня принимаете, что ли?
Но тут его перекосило, он лязгнул зубами и, выкатив глаза, зашипел на начальника, как гусак, — ш-ш-ш!
Преувеличенно расстроенный, начальник совал сконфуженному Матвею стакан с водой, соболезнующе поглаживая его по плечу, рассказал коротенько историю приятеля-фронтовика, — больше года лежал мужик в госпитале, парализованный после контузии, а теперь, как огурчик, здоровехонек, и следа не осталось.
В коридоре Матвея догнал капитан Тайданов, увел в конец коридора к окну, морщась, словно от зубной боли, сказал напрямик:
— Слушай, ну куда ты лезешь? Ты что, маленький? Проверку прошел — и говори спасибо!.. Механик — это же комсостав, вторая фигура на судне за капитаном, неужели ты не понимаешь, что нельзя им теперь тебя допустить… И не суйся ты сейчас на глаза… В пенсии тебе не отказывают… Ну, маленькая, ну, я понимаю. Ах, черт! обидно, конечно, но что делать? Я за тебя все начальство облазил, просил, чтобы тебя к нам послали… Не век же, поди, такое будет…
Покосился на Матвея, хмуро, с опаской:
— И послушай моего совета, очень-то не распускайся, теперь тебе каждое лыко в строку будет…
И, помолчав, сказал слова, смысл которых дошел до Матвея значительно позднее:
— Вот и капитана Третьякова бог нашел. Отливаются, видно, коту мышкины слезы.
От конторы до дома Матвей шел больше трех часов. Опомнился на окраине поселка, на берегу, откуда — весь затон как на ладони. Сотни впаянных в лед пароходов, буксиров, барж, паузков… Милый диковинный городок с улицами, переулками… Ох, но ведь была же проверка, пересмотрели все от начала и до конца… Люди доказали, что ни в чем он не виновен… За что же теперь-то такое?
Забрел в тихий, безмолвный парк. Посидел, смахнув снег со старой промерзшей скамьи. Здесь, на этой скамье, пять лет назад, в первый раз поцеловал Лидию. Как же ей-то он теперь расскажет про такую беду? А отец? Матвей замычал и, растирая сведенную судорогой щеку, побрел по заснеженной тропинке к выходу из парка. Выходит, не только здоровья, а кое-чего и подороже лишила его война.