У него было море идей. У нее тоже, но он выражал свои, печатая фотографии размером 7x5 футов. Она помогала ему платить за бумагу, помогала делать огромные снимки. Ее работы были не менее достойными, но она печатала их на бумаге размером 14х11 дюймов[2]. По окончании школы она получила высшую оценку, а он — агента.
Прямо перед ней на стене висели их работы: всего два снимка, оставшиеся после выпускного курса в чикагской школе, когда у них была совместная выставка с однокурсниками. Тот, что поменьше, принадлежал ей, больший — ему. Это была одна из его непроданных работ, фотография размером 7x5 футов с изображением вагины, лишь слегка прикрытая введенными в нее пальцами. Даже человеку, разбирающемуся в искусстве, понадобилось бы изучать это произведение минуту-две, прежде чем он нашел бы нужный ракурс и сумел бы понять, какие части человеческого тела изображены на фотографии. Были достойные предложения, но он отказывался ее продавать, отвечая всем, что моделью была Эйми, а он никогда не продаст ее киску.
На самом же деле в тот момент, когда он сделал эту фотографию, Эйми, одетая в рваные синие джинсы и футболку, стояла слева от «киски», держа отражатель, который бросал на предмет съемок идеальный свет. Как кто-либо мог поверить, что эта вагина с тусклыми и лишь слегка завивающимися лобковыми волосами принадлежала Эйми, оставалось для нее загадкой. Несомненно, это была вагина чистокровной англичанки. У Эйми было много достоинств, но английская вагина в их список не входила.
«Что я сделала с нами», — думала Эйми, блуждая по квартире и разглядывая снимки. Она остановилась перед сделанной ею фотографией в стиле ню. Та же модель, в той же студии, но более целостный подход к изображению. И разумеется, не пять футов в ширину на семь проклятых футов в длину. «У меня хорошо получалось, — подумала она. — Так же хорошо, как и у него. Почему я сдалась?» Глядя на стены, она понимала почему.
Эйми никогда не смогла бы состязаться с вагиной размером 7x5 футов. Она никогда бы не смогла быть настолько храброй в своей работе. Она никогда бы не сумела убедить себя потратить тысячи долларов, взятые в долг на то, чтобы напечатать пятнадцать огромных снимков обнаженных тел. Она не была способна привлечь такие большие ресурсы ради достижения собственных целей. «Что, если у меня не получится?» — спрашивала она себя перед очередной попыткой. Мысль о провале вызывала у нее приступ тошноты. Неумение вкладываться в работу во всех смыслах и неспособность рисковать уничтожали ее креативность.
Он, наоборот, мог бы питаться риском и гадить неудачами. Он не задумываясь, выпросил у нее и у родителей в долг деньги, необходимые для того, чтобы напечатать эти первые пятнадцать великолепных снимков. Стоять перед изображением, которое положило начало его карьере, было для нее так же болезненно, как получить удар в грудь. Для него работа была на первом месте. И ему было наплевать на все остальное — и на все претензии, и на все ее пожелания видеть его достойным, ответственным человеком. Он не был вежливым. Он был дерзким и безрассудным. У него была карьера, а у нее — работа.