— Разве ты не любил меня? — с вызовом спросила Лакс так, словно он нарушил обещание.
— Лакс, тебе лучше уйти, — отрезал Тревор.
Лакс была не готова взглянуть правде в глаза, она боялась признаться себе, что он ее бросает. Всю жизнь у нее были проблемы из-за мужчин, которые пытались украсть ее, запереть, владеть ею и контролировать. Она не допускала даже мысли, что кто-то действительно мог выгнать ее, но, несмотря на все происходящее, в данный момент Лакс была способна сконцентрироваться только на одной проблеме: она не знала, куда ей идти. Ее квартира находилась недалеко, но съемщики уже въехали. Дорога домой в Квинс была долгой, и ей не хотелось ехать на метро в своей короткой юбке.
— Мне понадобятся деньги, — сообщила она Тревору. — На такси.
Лакс вылезла из постели и обнаженная пошла в душ. Она вымылась под горячей водой, вытерлась парой свежих полотенец и бросила их на пол. Пока она неторопливо одевалась, Тревор смотрел на нее.
Лакс застегнула цветастый розовый бюстгальтер, надев сверху белый топ без рукавов, который не скрывал почти ничего. Она нарочно надела туфли на высоких каблуках, которые одолжила у Джонеллы, и демонстративно прошлась, словно по подиуму, болтая на кончиках пальцев трусиками, которые напоминали крошечный лоскуток ткани. Когда Лакс нашла свою юбку, она повернулась к Тревору спиной и, низко наклонившись, подняла ее с пола. Она внимательно прислушивалась, ожидая, что он засвистит, замычит и закричит «о, детка, детка», но Тревор сидел на кровати с унылым и безразличным видом. Его ладони были сложены вместе, он рассматривал кутикулу на больших пальцах.
— Тревор, — начала Лакс, не ожидая, что это прозвучит так. Она хотела, чтобы слова прозвучали мягко и с любовью, но ее голос был хриплым и гневным по многим причинам. Во-первых, она выросла в Квинсе, и это о многом говорило. Кроме того, сейчас внутри нее скулила дворняжка, которую вышвырнули на улицу, которую ждал приют и прочие горести. Она стояла в облачении юности и в туфлях на высоких каблуках и ждала, что он посмотрит на нее. Это произошло не сразу. Когда он наконец поднял глаза, в которых отражалось множество эмоций, но ни капли любви или желания, тогда она поняла, что все кончено. Лакс надела трусики и юбку. Потом схватила сумочку и встала перед Тревором с протянутой рукой.
Он открыл бумажник и вложил ей в руку тридцать долларов. Этого было почти достаточно, чтобы взять такси до дома ее матери, но она продолжала стоять. Он дал ей еще двадцатку, но она не убрала руку и не ушла. Тревор добавил еще две двадцатки.