Мертвяк согласился с голосом.
— Я… могу-у-у… говорить… — Голос был хриплый и слабый, словно доносился из-под земли.
Завтра надо будет еще потренировать связки, решил Дохляк. Сегодня он еще помолчит, чтобы растянуть сладостный миг возвращения в мир живых. Тому, прошлому Дохляку, надо выказать почтение. Прощайте кукольные барби и кены! Оревуар мусорные кучи! Гудбай «архаровцы»! Теперь он — Николай. Живой!
В голове бешено крутились, сталкивались, взрывались картины из прошлой жизни: жена, ребенок, взрыв, «архаровцы», смерть.
Жена. Из пучины воспоминаний выплыло ее имя — Алена. Девушка с голубыми глазами. Дохляк вспомнил, что она любила носить голубые, обтягивающие бедра джинсы и розовую маечку с открытым животом, чтобы не закрывать в пупке капельку пирсинга. Алена любила кинотеатры, соленый попкорн и воздушные шарики. Она всегда вела себя как ребенок с мной, подумал Дохляк.
Лапочка-дочка. Маша. Пухленькие щечки, ободранные коленки, курносый носик как у мамы.
Нора закончилась тупиком.
Седьмой лежал, прислонившись головой к стене, и глядел на пламя зажигалки. Он не знал, насколько хватит газа, но находиться в темноте больше не было сил.
— Я умру, — Седьмой сказал это с напряженностью человека, к виску которого приставили пистолет.
Он тяжело застонал. Не хотелось умирать. Но, похоже, не было выхода. По лицу тек пот, но его трясло от холода. Седьмой мечтал умереть в тепле. Не важно от чего. Пусть бы разодрал Крылатый или Червивый король. Пусть на голову упал бы камень. Все равно. Лишь бы было тепло.
— А ведь по сути-то я и не умру, — прошептал он.
Мысленно чертыхнувшись, Седьмой запустил руки в сумку. Где эта чертова тетрадь? Надо взглянуть на нее в последний раз, пока газ в зажигалке не кончился, решил он. Седьмой выудил из сумки тетрадку в зеленой обложке.
Обыкновенная тетрадь в клеточку. Восемнадцать листов.
Даже сейчас, застряв в норе, Седьмой боялся того, что больше никто не узнает… «Не думай об этом!» — мысленно приказал он себе. В зловещей тишине шелест страниц казался притухшим и отдаленным. В мигающем пламени глаза горели зеленым огнем. Седьмой сосредоточенно перечитывал первую страницу тетради, лишь изредка бросая взгляд в черноту подземного хода.
Он не мог поверить, что судьба так несправедлива к нему. Все его знания, добытые болью и кровью, исчезнут вместе с ним. Он был близок к разгадке. Но чертова удача показала задницу и сказала напоследок: выкуси, придурок.
Пламя погасло. Перед глазами еще сохранялся контур тетради, но с каждой секундой он растворялся во тьме. А вместе с контуром — жизнь Седьмого.