Сильвия хихикнула, крайне довольная своими свершениями. Когда она доверительно положила свою ладонь на мою руку, мне пришлось глубоко вдохнуть. Хотелось испепелить ее руку, все ее тело. По-настоящему.
Не обращая на меня внимания, Сильвия продолжила откровенничать, по-прежнему находясь под моим воздействием, заставлявшим ее выкладывать все тайны.
– Потом, когда муж той девчонки исчез, именно я первой предположила, что это она убила беднягу. Конечно, Ховард довольно много заработал на этой книжонке, но и на штрафы ушло немало, и ему это, естественно, не понравилось. Старикан не любит проигрывать. И когда Монтгомери отдали его деньги на благотворительность, они словно всем дали понять, что деньги моего мужа недостаточно для них хороши. Могу вас уверить, Ховард впал в ярость и отомстил высокомерной семейке. Заставил весь мир поверить, что Малютка-деревенщина прикончила своего мужа. О! Посмотрите-ка на часы. Мне уже пора. Приятно было поболтать с вами. Давайте садиться рядом каждый вечер. Вы мне отчасти нравитесь. Может быть, мы подружимся.
Я смотрела, как Сильвия выплывала из комнаты, и, словно на пленке, в моей голове прокручивались разные эпизоды. Все страдания, которые проклятая книга причинила моей семье. Монтгомери винили себя в том, что нетактично поддразнивали меня, но они-то делали это с любовью, и никогда со злобой.
А мои дети! Я подумала о дочери и племяннице. Им пришлось сносить колкости и насмешки. На их глазах какая-то женщина накинулась на меня. Девочки жили сейчас далеко от своих матерей из-за того, что натворила эта гадина.
Я смотрела в затылок Сильвии Мерчинсон. И думала о том, что не прочь убить ее.
Прямо сейчас я могла заставить ее мозг взорваться, а любые исследования потом показали бы, что смерть настала по «естественным причинам». Никто никогда не узнал бы правды.
Но я сумела удержать свои эмоции в узде. Просто смотрела на мерзавку, пока та не покинула комнату, а затем сидела в прострации, не в силах проглотить ни кусочка.
Не знаю, что именно злобная Сильвия Мерчинсон наболтала Дарси, но моя напарница выглядела пришибленной. Сидела за обеденным столом, но, казалось, ее здесь нет. Дарси ничего не ела, ни с кем не разговаривала.
Когда долгий ужин наконец закончился, обитательницы дома столпились вокруг меня, наперебой зазывая к себе в комнату. Предложения варьировались от малопристойных до отчаянных, вызванных страхом перед одиночеством, который терзал этих женщин. Поверх их голов я посмотрел на Дарси, все так же застывшую за столом. Официантки уже унесли стоявшую перед ней посуду, но она продолжала сидеть, глядя прямо перед собой и положив руки на колени.