Венделин остановился и, хватая ртом воздух, повторил:
— ...вряд ли кому-нибудь нужных!
Молодой Рименшнайдер схватил Свинопаса за рукав.
— Пойдемте, умоляю вас, речь идет о жизни моего отца. Пойдемте, я вас отблагодарю!
Получив у аптекаря желаемую белену, они побежали назад, к дому скульптора. Магдалена уже ждала их с тиглем кипящей воды, в котором плавали разные ингредиенты, придавшие воде красновато-коричневый оттенок.
Ловко растерев сушеную белену между ладоней, она помешала поварешкой дымившееся варево, распространявшее адский запах, и понеслась наверх.
Йорг и Венделин стояли друг против друга и молчали, в конце концов Рименшнайдер неторопливо произнес:
— Что касается надписи на обломках, то я, конечно, насторожился, когда незнакомец предложил мне два гульдена, а затем и вовсе согласился заплатить запрошенные мною пять гульденов. Поэтому в тот же день я собрал разрозненные куски. Непростое это было дело, отец честно выполнил свою работу.
— Он знал о вашей сделке?
Йорг Рименшнайдер отрицательно покачал головой.
— Он никогда не должен был узнать.
— Ну и что, вам удалось прочесть надпись с надгробия?
— Прочесть-то удалось, — задумчиво протянул Йорг, — а вот понять из этой таинственной череды букв я не смог ничего.
— Вы хотя бы запомнили ее?
— Ни один человек на свете не в состоянии запомнить такую бессмыслицу. Впрочем, я до сих пор не знаю, было ли бессмыслицей написанное там. Однако Йорг Рименшнайдер, может, и не слишком образован, отец только и научил его, что читать, но дураком он никогда не был!
Заметив вопросительный взгляд Свинопаса, он продолжил:
— Пошли, я вам кое-что покажу.
Они покинули дом через заднюю дверь, пересекли внутренний двор, где громоздились мрамор, известняк, песчаник и стволовая древесина, и вошли в мастерскую, в которой когда-то создавал шедевры отец Йорга.
Повсюду стояли и лежали незаконченные работы, консоли колонн и фрагменты орнаментов. Побеленные стены были увешаны инструментами, обрывками бумаги и пергамента, испещренными эскизами и рисунками, а также снятыми мерками.
На высоте колен, почти незаметно для постороннего глаза, на стене вилась вереница строчных букв, набросанных сангиной.
— Вот, — Йорг энергично кивнул в сторону надписи, — это и есть эпитафия с надгробия Тритемия!
Свинопас в недоумении молча разглядывал полустершиеся буквы: Laet.ta.li.johannis.Trithemii.s.loc.dom.Cae.Hen.
Подобные сокращения в эпитафиях не были редкостью. В основном так поступали, чтобы вместить как можно больше слов. Но что заставило Альбрехта Бранденбургского уничтожить первоначальный дословный текст?