Почти всем разведчикам удалось побеседовать и договориться о встречах с теми, кто пришел на прием по их приглашениям.
Со следующего дня фактически началась подготовка записки в НКВД о политическом и оперативном положении в Финляндии на конец 1940 года и о немцах в Финляндии.
Попытался привлечь к сбору информации для записки и дипломатов представительства, но из этого ничего не вышло. Надо откровенно сказать, что дипломатический корпус Советского Союза в Финляндии, включая и посланника, как в довоенный период, так и после войны, работал слабо, безынициативно и непрофессионально. Конечно, для этого было много причин, как объективного, так и субъективного порядка, но нам от этого было не легче. Мы никак не могли наладить с ними обмен информацией.
Дней через пять начальник разведки прислал телеграмму о моем выезде в Москву для доклада. Была видна серьезная заинтересованность руководства нашей службы в анализе ситуации в Финляндии.
В этот же день встретился с Монахом. Он, в частности, сообщил, что ему стало известно о подготовке правительством закона о роспуске «Общества за мир и дружбу с Советским Союзом», как антигосударственной организации. К этому времени оно насчитывало свыше 50 тысяч членов. Это по меркам Финляндии — большое общество, и разгром его будет означать начало открытых действий правительства против Советского Союза и его друзей в Финляндии. Ему также стало известно, что немецкие генералы зачастили в Хельсинки и проводят переговоры с Главной ставкой армии, руководимой маршалом Маннергеймом.
Через сутки я уже делал доклад начальнику советской разведки Фитину. В тот же день меня принял нарком Берия. Подробно доложил ему о внутриполитической ситуации в Финляндии. Выслушав доклад, как мне показалось, без особого внимания, нарком сказал, что я должен пойти в Наркоминдел, чтобы принять участие в составлении ноты финскому правительству на основании моих материалов, а что касается устных сообщений, он позвонит Молотову, и тот пусть сам решает, как поступить с ними.
Возвратившись в кабинет Фитина, позвонил в Наркоминдел и договорился о встрече на следующий день. Когда же встретился, то оказалось, что проект ноты уже был составлен. Мне оставалось только ознакомиться с ним и высказать свое мнение. Очевидно, дипломаты Наркоминдела не допускали и мысли, чтобы кто-либо со стороны мог принимать участие в таинстве составления нот. Правда, мне рассказали, что вчера Громыко предложил отделу подготовить проект ноты и в тот же день доложить ему. Затем проект должен быть доложен Молотову.