— Неет! Мне осточертели вопросы! Удачно ли прошли съемки? Сработались ли вы со своими коллегами? Что вы чувствовали, снимаясь у Каренина? Близка ли вам ваша героиня? Ты знаешь, сколько раз я это повторяла, а, знаешь?
— Будьте добры, уберите свои когти с моей руки, мадам, я за рулем, и мне несколько неудобно переключать скорости.
— Нахал! Ты уволен!
— Никто не уволен, — повторяет Дерек, — и кончай царапать Жоржа, он за рулем.
— Дерек, эту полоумную надо посадить под замок и выпороть кнутом.
— Спасибо, Мирко, сейчас пока не стоит.
— Что такое кнут?
— Это русская плетка, которой наказывали преступников, — отвечает Дерек, он всегда готов услужить, если вам нужна справка.
— Ах ты, мерзавец! — говорю я и выливаю свой бокал на белый костюм Мирко.
— Дрянь, — рычит он, — я бы тебе показал, что почем, если б ты не трахала босса искусственным членом…
— Мирко, ты уволен, — говорит Дерек.
— Никто не уволен, — возражаю я, — Мирко прав.
— Мирко попросту хочется тебя убить.
— Манон, «Резервуар Продакшн» на проводе!
— Срать я хотела на «Резервуар Продакшн», пусть валят на хер!
— Манон Д. хочет на вас срать, месье, так что можете валить на хер, — добросовестно передает Эмма.
Я вырываю у нее телефон:
— Здравствуйте, это Манон Д., извините за нелюбезность моей пресс-атташе, она очень тяжело переносит перемену пола.
— Да что ж она опять несет, — стонет Дерек, — я больше не могу, Эмма.
— Нет, ну это уж чересчур, — заводится Эмма, — за пятнадцать лет работы насмотрелась я на мерзавок, но чтоб такая…
— Кнут, говорю вам! Нужен кнут.
— Ладно, кончайте, вы оба, эта женщина, быть может, однажды будет вынашивать моих детей, так что выбирайте выражения.
— Да, да, — продолжаю я, — еще две недели назад ее звали Роберто и она крутила великую любовь с воздушным гимнастом… Именно, с великим классиком сверкающего трико… Это надо было видеть, Эмма на «харлее», с баками…
Эмма на ходу выпрыгивает из машины.
— Ну вот и готово, больше эта идиотка никого грузить не будет, — говорю я и швыряю трубку прямо в морду стажеру, и в эту секунду мы тормозим перед особняком Каренина, опоздав ровно на пятьдесят три минуты.
И тут же началась эта чертова пресс-конференция, у меня даже не было времени глотнуть кофе, Дерек, Каренин и Эдриан демонстрировали профессионализм высшей пробы, а я — революционную болтологию, Дерек готов был меня задушить, я платила ему взаимностью. На вопрос: «Это ваша первая роль в кино, вам посчастливилось работать с Карениным, сознаете ли вы, как вам повезло?» — ответила: «Это моя первая роль в кино, и я ожидала чего-то большего, чем торчать круглыми сутками на грязной съемочной площадке и выслушивать оскорбления от старого придурка, чья голубая мечта — превратиться после смерти в скрипичный ключ», — на вопрос: «Что вы думаете о Чехове?» — я ответила: «Ничего, кроме того, что он уже помер и больше не будет долбать нам мозги своими пьесами», на вопрос: «Близка ли вам ваша героиня?» — я ответила: «Между мной и Ниной три большие разницы: во-первых, я не актриса-неудачница, иначе бы меня тут не было. Во-вторых, денег у меня куры не клюют. В-третьих, я мою голову». На вопрос, хорошие ли сложились у меня отношения со съемочной группой, я ответила, что гримерша меня била, тут Каренин встал и покинул пресс-конференцию, хватаясь за сердце, и пока все почтенное собрание усердно фотографировало его, в бешенстве выходящего из зала, и меня, в припадке буйного ликования, я схватила микрофон и проорала: «Не забудьте упомянуть, что я алкоголичка, что снималась я бухая, не забудьте упомянуть, что этот психопат Каренин за два месяца расколотил двести четырнадцать мегафонов, что продюсер каждый вечер отправлялся в Рим в бордель, а главное, главное, не забудьте написать, что этот фильм — говно, такого хренового фильма вы еще не видели и не увидите, самое большое говно, какое только выходило в прокат, а главное, а главное, не забудьте все свалить отсюда на хер, журналюги поганые!»