* * *
Последние слова Беатрис не давали Энн покоя. Будет ли Генри любить ее, если она превратиться в ту уродливую толстуху, которой когда-то уже была? Она не знала ответа и боялась спросить у него об этом. Она надеялась, что Генри привлекает не только ее хорошенькое личико.
Если это так, то почему он не полюбил ее два года тому назад?
Энн смотрела на свое отражение в зеркале. Разве я не такая же, как прежде? Она закрыла глаза и вспомнила ту застенчивую тихую полную девушку, безответно влюбленную в одного из самых красивых мужчин Ньюпорта. Теперь же она стала красивой, «красоткой из Ньюпорта», согласно определению полковника. И все благодаря потере нескольких килограммов веса?
— Нет, — сказала она своему отражению. За два года, прошедшие после ее замужества, Энн потеряла большую часть себя. Из неуклюжей девушки она превратилась в женщину, способную войти в клетку к тиграм и сделать вид, будто она их не боится. Энн улыбнулась своему отражению и подумала, что стала такой, какой мечтала — уверенной в том, что Генри любит ее со всеми ее достоинствами и недостатками.
— Мисс Фостер, — окликнула ее горничная, — приехала миссис Фостер.
Отражение в зеркале сморщилось.
— Моя мать приехала?
— Да, приехала, и ты должна объяснить мне это, — сказала Франсин, размахивая экземпляром ненавистного бульварного листка. — Неужели ты навлекла недостаточно позора на нашу семью? Мне пришлось надеть густую вуаль, чтобы выйти из дому. Какой позор! Но я все же должна исполнить материнский долг.
Франсин Фостер была вся в черном, как в глубоком трауре, и выглядела совершенно измученной. Энн почувствовала себя виноватой. Ее мать никогда не любила путешествовать и то, что она появилась в Ньюпорте всего два дня спустя после выхода «Саунтерингз», само по себе было почти подвигом. Энн не видела свою мать более полугода. Франсин навестила Энн в ее городском доме по требованию своего мужа, отца Энн, который, к удивлению, был единственным в семье, кто замолвил словечко в ее защиту.
— Должна сказать, что для девушки, вызвавшей такой скандал, ты выглядишь хорошо.
— Пожалуйста, мама, от твоих слов у меня болит голова.
— Не груби матери, — сказала Франсин таким тоном, словно Энн все еще была двенадцатилетней девочкой. — Я требую объяснений по поводу статьи полковника Манна.
— Почему бы тебе не потребовать объяснений у самого полковника Манна, мама?
Франсин изумленно уставилась на дочь.
— Ты стала такой грубой, Энн. Наверное, ты заслуживаешь своего положения. Но наша семья этого не заслуживает.
— Мне очень жаль. — Энн сжала ладонями виски. — Прости. Последние несколько дней были для меня очень трудными.