Если Люси отпускает шутки о сексуальной жизни Далии, значит, она не собирается умирать на биде в ее ванной. Вместо того чтобы глотать таблетки, она поворачивает золотой вентиль и подставляет руки под струю холодной воды. Сделав несколько глубоких вдохов, осторожно трет виски и садится на пуфик. Лицо ее вновь обретает естественный цвет.
— Тебе лучше? — спрашиваю я.
— Я ощущаю себя полной идиоткой, — признается она. — Похоже, это была обычная паника. Может, ты права и действительно не стоит рисковать жизнью из-за глупого тщеславия. Мы просто помешались на том, чтобы хорошо выглядеть.
Прекрасно! Не успела я прийти к выводу о необходимости подправить свое лицо, как Люси решила выглядеть естественно.
— Херб слишком глубоко ввел иглу, — виновато говорит она, потирая грудную клетку. — Я прямо похолодела, когда представила, что напишут в моем некрологе: «Сорокалетняя телепродюсер, панически боящаяся наступления старости, умерла после инъекции ботокса в грудь».
— Мой некролог был бы не лучше: «Женщина, впервые севшая в лодку, лишилась и жизни, и туфель».
— Но по крайней мере ни одну из нас не назовут «безголовой женщиной, решившей зайти в бар, в который приходят без лифчиков», — добавляет Люси, вспоминая наш с ней любимый газетный заголовок.
Мы улыбаемся, и я, подойдя к подруге, обнимаю ее за плечи.
— Было бы странно, если бы ты не запаниковала, — сочувственно говорю я. — У тебя выдалась очень трудная неделя.
— Больше, чем неделя, — уныло отвечает она.
— Пойдем отсюда, — предлагаю я. — Если хочешь, прихвати с собой таблетку атавина. Но у меня есть идея получше: совсем рядом я видела кафе «Баскин Роббинс».
После вечеринки у Далии у меня совсем нет времени думать о морщинах. Я слишком занята — проверяю, как дети выучили роли для благотворительной постановки «Моей прекрасной леди». До дня, на который назначен спектакль, осталось совсем немного времени, и юные артисты каждый день приходят на репетиции и подолгу засиживаются в зале, рисуя декорации. Вот и сегодня они, словно мечами, размахивают гигантскими кистями, а весь пол заставлен банками с краской — красной, желтой, голубой.
— Эй, ребята! Добавьте-ка краски на ту декорацию, — взываю я к юным художникам, стараясь перекричать гул оживленных голосов. Сделать это нелегко, но я не жалуюсь. Дети с Парк-авеню и из Гарлема настолько перемешались, что теперь различить их смогут разве что родные матери.
— Давайте веселее! — подгоняет наш новый ассистент режиссера. — Декорация «Ковент-Гарден» выглядит отлично. Но у нас еще не готова квартира профессора Хиггинса.