Осенние цветы (Синцзянь) - страница 3

С тех пор минуло сорок с лишним лет, нам обоим уже по пятьдесят, мы стареем. Пора уступать дорогу молодым. Конечно, у нас знания, опыт, готовые рецепты на все случаи жизни, но пройдет лет пять-десять, и придется оставить дела. Похоже, я уже теперь стал жить воспоминаниями, это уж точно старость. Наверное, я слишком сентиментален. Или это оттого, что — осень, что за окном сетка дождя, и еще — невероятно много свободного времени. Вспоминается былое, даже то, что давно казалось погребенным на самом дне памяти, отчего же это причиняет боль…


Тонкая завесь дождя за окном, тишина, нарушаемая лишь мерным звуком падающих капель. Все намокло и сникло, только слабые ворсинки на стеблях цветов не поникли, выдерживая потоки дождя. Жемчужные капли в чашечках листьев разгораются ярким светом, переливаясь, тяжело набухают и готовы уже сорваться вниз, не успеешь вдохнуть — и вот они уже стремительно летят…

Покой и праздность… Нет худа без добра: не вынуди жена показаться врачу, когда бы еще пришлось посидеть вот так, вспомнить прошлое. Но вот странно и непостижимо — не вышел на работу, а земля продолжает вращаться. Почти двадцать лет я руковожу своим отделом, наверное, пора и замену искать. Конечно, надо думать и о будущем дочери. Юаньюань кончает университет и, похоже, уже обзавелась дружком. А ей всего двадцать три. Мы в эти годы разве думали о любви? Нам не до того было, мы горели трудовым энтузиазмом. Ну, да бог с ней, пусть живет как знает, весь век возле себя не продержишь. Однако ж до чего нетерпеливы теперь молодые, чуть что не но ним — грубят, огрызаются. Никогда не вникнут, не дослушают до конца: «Ну, папа, ты опять за свое, все о прошлом!» А оно, это прошлое, еще так близко, еще не отболело, еще тревожит…

Будто живая, стоит перед глазами старая ива, расколотая грозой. Она не хотела умирать, на ней продолжали отрастать молодые побеги. После дождя в ее полусгнившем стволе кишели личинки сверчков. Однажды я подшутил над тобой, бросил тебе за шиворот личинку — ты завизжала, завертелась волчком, ударилась в слезы. Перепугавшись, я вытащил ее обратно, показал тебе, но ты продолжала безутешно рыдать, я просил прощения, умолял не говорить родителям. Ты и впрямь не наябедничала, с тех пор я стал доверять тебе как близкому другу. Но… видно, любовь рождается не из доверия. А может, наша дружба была слишком чистой и прочной и гасила порывы чувств? Но зато она помогла нам выстоять в те дни, когда небо заволокли мрачные тучи.


— Они сказали, что я скрывала социальное происхождение, — тихо проговорила ты.