Улицы запружены отрядами красных охранников, мелькают автобусы, размалеванные большими красными иероглифами. Сопровождаемая грузовиком, понуро бредет по улице группа людей с позорными табличками на шеях. В воздухе кружатся листовки. Мы стоим у входа в мой проектный институт, в глазах рябит от сутолоки и суеты кругом.
— Здесь нельзя говорить.
Ты появилась совершенно внезапно, с ужасно измученным, изможденным лицом. Ты пришла, чтобы поговорить со мной, воспользовавшись шумом многолюдного митинга, но потоком людей тебя затащило в плотно набитый, словно банка сардин, кузов грузовика, и тебе пришлось просидеть там в углу на корточках чуть не целый день.
После митинга я привел тебя к себе, ты помылась, оправила растрепавшиеся волосы и начала свой рассказ. Ну какие мы капиталисты?! Правда, отец когда-то торговал с лотка, но ведь он давным-давно бросил нас, еще после войны с японцами. Знаешь, я даже никогда не видела его, какой же он мне отец? Ведь ты можешь это подтвердить?
Хоть мы и жили долго по соседству, я почему-то никогда не задумывался, где твой отец. Я его и вправду ни разу не встречал у вас. А жили вы трудно, едва сводили концы с концами. Свою единственную комнату вы поделили пополам, перегородив доской. Передняя часть стала гостиной, в то же время здесь стояла кровать бабушки, а в дальней половине спала ты с мамой. Мне всегда казалось, что у вас в доме нет ни одной целой чашки: все они были аккуратно собраны из черепков, скрепленных специальными медными проволочками.
Помню, как часто плакала твоя бедная мать. А какая сумятица начиналась в доме, когда появлялся лысоватый мужчина в неизменной кепке, по моде тех лет, — это было уже после освобождения.[1] Мать и бабушка нервничали, суетились, тебя незаметно оттесняли куда-нибудь в угол. Потом он стал твоим отчимом, хотя у него было трое своих детей от первого брака, двое из них — старше тебя. Мать переехала жить к нему, а тебя бабушка не отпустила, пожалела, в чужой семье и обидеть могут. Кажется, все это произошло в то лето, после окончания средней школы, но тогда ты, конечно, ничего мне не рассказала.
Старшеклассницей ты, возвращаясь из школы, уже не проходила мимо нашей двери. Когда же я случайно встречался с тобой по дороге, ты болтала с подружками и делала вид, будто не замечаешь меня. В то время мы уже учились раздельно, мальчики и девочки могли встречаться только на танцах и вечерах отдыха. Но меня тогда не сильно тянуло туда, гораздо больше привлекала футбольная площадка. Я играл правым нападающим, остро переживая каждый гол. Но мне было досадно, что девочки из старших классов не приходили на стадион поболеть за нас, больше приходила мелюзга из младших классов.