Разумеется, прежде чем от чего-то отделиться, нужно, чтобы оно существовало, и когда-то объединение в группы на основании религиозных воззрений имело совсем иное значение. Коллективная молитва, подкрепленная общей искренней верой — сила сокрушительная. Но времена изменились, ничего не поделаешь. Люди, в известном смысле, одичали; религия — любая — многими используется на манер защитного амулета, что предлагала изготовить для Ивана колдунья Саша.
Сколько раз, прогуливаясь в парке, Ефим Борисович слышал разговоры молодых мамаш об отпрысках: «Болеет? А он крещеный? Так покрестите скорей!» При подобных своекорыстных «интенциях» разница между религией, точнее, мнимой религиозностью, и магией, сводится к минимуму, совсем как на заре человечества. Только церковь для нас — проверенный, безопасный мейнстрим, а магия — прибежище натур посильнее, тех, кто ради достижения цели не боится бросить вызов небу и обществу, впасть в первородный грех: поставить себя в центре мироздания и попытаться подчинить себе его силы. А это, каким способом ни достигай, хоть молитвой, хоть ворожбой, хоть идолопоклонством, чистой воды магизм, и он всегда посюсторонен, в нем нет ничего высокого, духовного.
«Но и ничего противоприродного: религию и магию обычно противопоставляют друг другу, но в человеке стремление к тому и к другому неразделимо как свет и тень, как отражение извечного желания подчинить — и желания подчиниться…» — словно в скобках подумалось Ефиму Борисовичу.
Кстати, истинные — истовые! — отправители любого культа обязательно обладают даром энергетического воздействия и так или иначе задействуют его на пользу своей религии. Они творят чудеса… во всяком случае, то, что кажется чудом. Как писал святой Августин: «Чудеса противоречат не природе, а известной нам природе». Действительно, в полном смысле сверхъестественного в мире нет. Просто у каждой плоскости бытия свои законы, и на пересечении плоскостей нам иногда удается заглянуть из одной в другую.
Так или иначе, те, кто приоткрывает нам эти окошки, пусть и с благой целью, редко чужды гордыни.
«Ведь и некоторые деяния Христа были, прости господи, показухой», — незаметно дошел до богохульства Ефим Борисович. — «Исцеления, воскрешения — ладно; допустим, необходимость. Но чудо в Кане Галилейской? Фокус, игра на публику. Хождение по воде? Оно, конечно, наглядно для варваров, однако истинной нужды в нем не вижу. Между тем это так… по-человечески… и оттого особенно трогательно и мило…»
Он зажал пальцем соответствующее место Евангелия от Иоанна и со вздохом уставился в пространство.