— Может, и нет. А может, и есть — как посмотреть.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что вы мной классно попользовались, Иван Ефимович. На свеженькое потянуло — вы ко мне, целый год жевали, не подавились. Сейчас заскучали — тоже не вопрос: бултых со мной в койку! О чем вчера-то думал, а, Ваня? Где твоя философия-психология была? На одном месте вертелась?
— Лео!..
— Что «Лео»? Некрасивое говорю? А ты некрасивое делаешь! Думать надо было вовремя! Обещал — выполняй. Я тебе не «Орбит», меня просто так не выплюнешь.
— Чего ты хочешь? Чтобы я тебя полюбил? Это по заказу не делается.
— Сдалась мне твоя любовь! Я хочу, во-первых, работу. А во-вторых… жить мне сейчас негде, с квартиры хозяин выгнал, поэтому придется тебе меня тут потерпеть. А там стерпится — слюбится.
Последнее Лео брякнула со злости, чтобы поиздеваться над Иваном, окончательно вывести из себя, и добилась своего: он прямо-таки побелел.
— Ты… с ума сошла?
— Ничего подобного. По договору хочу получить. Сам говорил: душу за удовольствие продавать все мастера, а расплачиваться никто не любит. Но придется, Ванюша.
Иван молча спустил ноги с кровати. Посмотрел на пол, нашел глазами трусы, поднял, надел. Встал, прошелся по комнате. Постоял у окна, повернулся к Лео, сел на подоконник.
— Да-а… — протянул. — Такого я даже от тебя не ожидал. И вот что скажу, милая: ни на какую работу я тебя не возьму и жить ты у меня не будешь ни одного дня. Ясно?
Лео не ожидала от мягкотелого Ивана такого отпора и стушевалась, однако не подала вида. Изначально она и не думала ничего требовать, хотела лишь попросить помощи с работой и, может быть, возродить былые отношения — если склеится, не пропадать же теперь, — но, услышав после сегодняшней ночи про «любовь» к Тате, от которой вечно спасу не было, так взбеленилась, что потеряла над собой контроль. А когда поняла, что Иван всерьез считает ее способной на любую подлость, то и вовсе сорвалась с цепи.
— Ничего мне не ясно! Я от тебя просто так не отстану! Ты у меня попляшешь!
— Что же ты мне сделаешь?
— Всю жизнь испорчу, не только тебе, но и твоей дуре Тате, если вернется…
— Значит, так, — перебил вконец рассвирепевший Иван, — сейчас ты успокоишься, оденешься, соберешь манатки и покинешь мою квартиру навсегда.
Он опять остался собой недоволен: ну что это — «манатки» и «покинешь квартиру»? Какое-то плохое кино.
Иван крепко сжал зубы, пытаясь возродить угасающую ярость. А Лео, которая в свое время многого от него добивалась скандалами, поняла, что надо срочно менять тактику. Шантажировать ведь нечем. Пока.