«Слишком поторопилась», — упрекала она себя, перезаряжая ружье. Внимательно еще раз осмотрела двор, но индейцев не увидела. Тогда она временно вернула затычку на прежнее место.
Сара прекратила что-то несвязно бормотать и лишь молча плакала, забившись в угол и обхватив длинными пальцами колени. Китти, отложив ружье, присела рядом. У нее сильно болело плечо от удара прикладом.
— Сара… Сара… — Она обняла ее, убрала с ее побелевшего лица пряди прекрасных белокурых волос. — Сара, я подстрелила одного… По-моему, убила. — Только сейчас Китти почувствовала, что и сама дрожит. — Ты слышишь меня?! Я говорю, что, кажется, убила одного из них!
Сара не отвечала, лишь моргала глазами и качала головой.
Китти посидела с ней минуту, которая показалась ей часом.
— Нужно следить за ними, — сказала она, поднимаясь. — Нельзя подпускать их близко. Но все будет в порядке! Ты пока сиди здесь.
Вдруг взор ее упал на камин; в нем еще тлели угольки после приготовления обеда, и вдруг ей вспомнились рассказы об индейцах, которые забирались на крыши и проникали в хижины через дымоходы… Она тут же подбросила в огонь несколько поленьев и раздула пламя: теперь ни один шоуни сюда не сунется.
Китти вернулась к амбразуре, вытащила затычку. Ничего нового она не заметила: во дворе было тихо, солнце по-прежнему ярко освещало его. Привязанные к веткам кизилового куста свечи раскачивались вместе с ними под порывами легкого ветерка. Но когда она вытащила затычку из амбразуры в спальне, то сразу высмотрела одного: он крался к их еще не окрепшему саду.
Индеец осторожно прошел мимо кустов смородины, оглядывая своими дикими черными глазами хижину. В отличие от других, на которых были только набедренные повязки, этот щеголял кожаными чулками. В руках он держал тяжелый томагавк, и при виде его сердце Китти больно сжалось: именно этот негодяй ударил Присциллу.
Она не могла произнести слово «убил».
Ее душили слезы. Девушка выставила наружу конец ствола. Вдруг дрожь в ногах разом прекратилась, и она уже спокойно выжидала, когда убийца подойдет поближе, потом резко нажала на курок. Отскочивший назад приклад чуть не сломал ей ключицу, но она устояла, твердо решив не падать, пока не увидит, как упадет он. И индеец рухнул — рухнул плашмя, словно подрубленное топором дерево… Ни один мускул на его лице не дрогнул.
Китти переходила от одной амбразуры к другой, останавливаясь только затем, чтобы удостовериться, хорошо ли пылает огонь в камине. Снаружи не замечалось никакого движения. Когда же она снова посмотрела через амбразуру в спальне во двор, тела индейца с томагавком там уже не было: его унесли, как и первого.