Меррет не мог думать из-за стука в голове.
— Он опозорил нас, выставил на посмешище перед всем королевством. Мы должны были смыть это пятно с нашей чести. — Отец много раз это повторял.
— Может, оно и так. Что может корявое мужичье смыслить в господской чести? — Желтый Плащ намотал веревку на руку. — Зато в убийстве мы кое-что смыслим.
— Это не убийство. Это была месть. Мы имели право отомстить. Это война. А наш Эйегон, Динь-Дон, бедный безобидный дурачок? Леди Старк ему горло перерезала. Мы потеряли полсотни человек в лагере. Погибли сир Гарс Гудбрук, муж Киры, и сир Титос, сын Джареда… кто-то размозжил ему голову топором. Лютоволк Старка убил четырех наших волкодавов и оторвал руку мастеру над псарней, хотя был уже весь утыкан стрелами от арбалетов…
— А потом вы пришили его голову на плечи убитому Роббу Старку, — сказал Желтый Плащ.
— Это сделал мой отец. Я ничего не делал, только пил. Нельзя же убивать человека за пьянство. — Тут Меррету вспомнилось нечто, могущее спасти его. — Говорят, что лорд Берик всегда судит человека и никогда не убивает того, чья вина не доказана. У вас ничего нет против меня. Красную Свадьбу придумали мой отец, Риман и лорд Болтон. Лотар подстроил так, что палатки рухнули, и поставил арбалетчиков на галерее вместе с музыкантами. Бастард Уолдер возглавил атаку на лагерь… вот кто вам нужен, а не я. Я только пил. У вас даже свидетелей нет.
— Вот тут ты как раз ошибаешься. — Певец повернулся к закутанной в плащ женщине. — Миледи…
Разбойники молча расступились, и она вышла вперед. Она откинула капюшон, и в груди Меррета сжалось что-то, не давая ему дышать. Нет. Нет. Он же видел, как она умерла. Она была мертва целые сутки, прежде чем ее раздели донага и бросили в реку. Раймунд располосовал ей горло от уха до уха. Она умерла.
Ворот плаща скрывал рану, нанесенную братом Меррета, но лицо ее было еще страшнее, чем ему запомнилось. В воде оно разбухло и приобрело цвет прокисшего молока. Половины волос не стало, а оставшиеся стали белыми и ломкими, как у старухи. Там, где она раздирала себе лицо ногтями, запеклась черная кровь. Но страшнее всего были глаза. Они смотрели на него, и в них была ненависть.
— Она не может говорить, — сказал Желтый Плащ. — Вы, проклятые ублюдки, слишком сильно повредили ей горло. Но она помнит. Что скажете, миледи? — спросил он мертвую. — Участвовал он в этом или нет?
Леди Кейтилин, не сводя глаз с Меррета, кивнула.
Меррет Фрей открыл рот, но петля пресекла его речь. Его ноги оторвались от земли, веревка врезалась в мягкое горло. Корчась и дрыгая ногами, он поднимался все выше и выше.