– Что ли мы не русские? Почему так непримиримо? У вас же есть пословица: «У барина белее задница, вот и вся разница».
– Есть такая пословица, – согласился дед Паисий. – Но это токмо слова. Промеж нас и вас стоит земля. Кто на ней трудится, тот и должон ею владеть. Ты вот почему, Павел Афанасич, уезжая, не нам землю продал?
– Да вы больно низкую цену за нее давали!
– Эка загнул! Та земля нашим потом полита. На три сажени в глубину. Сколько ж тебе еще надобно? Почему мы должны свое же и выкупать?
– Откуда же она ваша, когда она моя?
– Вот! – старик поднял к небу желтый палец. – Вот, барин! В этом и корень. Не в цвете ж…пы дело, а в этом моменте. Мы тебе объясняли, объясняли, а ты все денег хочешь.
– Так это вы потравами да порубками выживали меня, что ли?
– Не выживали, а правды домогались. И напрасно ты землицу какому-то другому барину продал заместо нас. Не будет тому человеку здесь покою, не дозволим мы ему нашей землею пользоваться. Подвел ты кого-то, ох, подвел! Скажи – пусть передумает, покудова деньги не отдал.
Действительно, погрустнел Благово, подвел я Вовку Львова, устроят ему здесь мужики партизанскую войну двенадцатого года! С другой стороны, Львову самому палец в рот не клади – откусит по самый локоть. Но предупредить надо…
– Ты, дед Паисий, прямо социалист. Прудона не читал, случаем?
– Я таких барских слов не знаю, – насупился патриарх. – А вот ты, напримерно, управишь соху наладить? Чересседельниками могешь пользоваться?
– Нет.
– А что человеческому роду важнее: хлеб растить или этот твой сицилизьм?
– Хлеб важнее, – честно признал Благово.
– Вот и иди с этим, откудова пришел, и умничать здесь не моги! – рассердился окончательно старец и отвернулся от статского советника.
Обескураженный Благово удалился и не сразу понял, как его провели. Хитрый дед не сказал ни слова о том, что интересовало сыщика. Мишка Телухин, мельница, Исай Городнов – об этом он не узнал ничего. Побранив себя за то, что пошел на поводу у долгожителя, статский советник двинулся на Выгон. В этом порядке Чиргушей проживал другой старик, дед Хрисанф. Будучи на десять лет моложе Паисия, он всегда состоял с ним в соревновании, даже в противоборстве. Значит, это можно сейчас использовать…
Дед Хрисанф сидел не на улице, на завалинке, а дома, на приступке печи. Увидев барина, он крякнул и споро слез на пол. Устроился под образами, потребовал от невестки самовар и спросил перво-наперво:
– Ты, Павел Афанасич, бают, землицу-то продаешь?
– Да, сослуживцу своему, из полиции.
– Из полиции… Вона как. Зря!
– Да мне уж дед Паисий об том сказал.