— У меня времени на все хватает.
— Короче, что ты хочешь, Салли? — спросил он, вздохнув.
— Хочу узнать, как ты думаешь, Джонни убил своего брата?
— Что заставляет тебя так думать?
— Если он боится за свою жизнь, — сказала я, — то, может быть, взял с собой жену и детей, чтобы их спрятать?
— А кто тебе сказал, что они не спрятались?
— Правда? — Я раскрыла рот.
— Я тебе ничего не говорил.
— Кое-что сказал. Мне надо было уточнить.
— До свидания, Салли, — сказал он и повесил трубку.
Я сделала следующий звонок.
— Привет.
Молчание.
— Привет. Где была?
— Писала роман века.
— Видел.
Я поняла, что он имеет в виду «Геральд американ».
— Потрясен, что блестящая нью-йоркская писательница, такая как ты, успевает поработать еще и здесь.
Его голос был мне неприятен, и я решила, что это из-за того, что я не позвонила.
— Как ты там?
— Прекрасно.
— А как сумасшедший Пит?
— Тоже прекрасно.
— Сегодня вечером приеду домой.
— У меня дела вечером.
Прекрасно, если ты себя так ведешь, для меня это только великое облегчение.
Когда я прослушала свою вечернюю запись, мне захотелось умереть. Не могла поверить, что, не просидев там и пяти минут, я расплакалась при первой же встрече с Касси. Такая известная журналистка! Вела себя как школьница. Не представляю, что она могла обо мне подумать.
Слезами горю не поможешь. Остается только взять себя в руки и постараться вести себя как настоящий профессионал.
Пока добралась до «Уэст-Энд бродкастинг», я уже сосредоточилась. Решила сегодня задавать ей вопросы, которые позволят обрисовать ее жизнь, чтобы понять, за что зацепиться.
— Добрый день, — радушно приветствовала она меня, выходя из кабинета и протягивая руку. — Я максимально освободила распорядок дня, Салли, чтобы подольше поговорить с вами.
День был великолепным, а вид из окна офиса просто потрясающим. По Гудзону плыл туристический катер.
— Вот где нам следовало бы быть, — сказала Касси, перехватив мой взгляд, — а не торчать здесь.
— Если хотите…
— Нет, не хочу. Мне некоторое время надо быть здесь.
На ней сегодня белые слаксы и голубая блузка-пуловер, та же нитка жемчуга, что и вчера, но в ушах золотые серьги-обручи. Ее волосы уложены в высокую прическу, и мне стало интересно, как она выглядит с распущенными волосами. И когда она их распускает. Или она этого не делает?
На этот раз я намеренно села в кресло, где она сидела вчера, и стала устанавливать диктофон, сказав, что, если она не возражает, буду задавать вопросы. Я надеялась, что она сядет на диванчик, а я буду смотреть на нее сверху вниз.
— Не возражаю, — ответила она, опустившись на диванчик, затем скрестила ноги и заложила одну руку за спину.