Служа в цензуре, Виктор Гордон узнал о существовании Макса и о его письмах от Нолли Прайс. Ему никто ничего не рассказывал о помолвке Сенты. Она просила мать, Сильвестра и Нико ничего ему об этом не говорить. Нико со свойственной ей беспечностью заметила:
— Она, вероятно, стесняется.
Никто из них никогда не говорил с Сентой о Максе. Работая в каком-то подведомственном леди Мери учреждении кем-то вроде упаковщицы перевязочного материала, Сента слишком утомлялась, чтобы вести какие-нибудь разговоры. Вдруг все всплыло. Нолли Прайс, заинтригованная письмом Макса, подошла к письменному столу Виктора и спросила:
— Скажите, Виктор, что это такое?
Гордон взял письмо с собой, едва сдерживая кипевшее в нем бешенство. Этот случай был прекрасным предлогом для проявления патриотических чувств. Чем больше он кричал, тем больше его переполняло чувство удовлетворения. В заключение он стал так размахивать этим письмом перед лицом Сенты, что она в отчаянии крикнула:
— Отдайте его мне!
— Ничего подобного я не сделаю. Начнем с того…
— Мне безразлично, что вы собираетесь делать. Это мое письмо, и вы не имеете никакого права на него.
— Я имею право, если это вызывается твоими интересами. Мне совершенно ясно, что тебя нужно защитить от…
В поисках своей фуражки влетел Сильвестр. Сента ухватилась за него:
— У отца письмо Макса ко мне. Он получил его в управлении цензуры.
Сильвестр дернул головой. Его лицо приняло сердитое выражение. Он угрюмо сказал отцу:
— Письмо, адресованное Сенте, не принадлежит вам.
Виктор поднял руку:
— Сын мой…
Тогда Сильвестр вспыхнул:
— К черту «сын мой»! Я не сомневаюсь, что вы мой отец, но у меня нет к вам абсолютно никаких сыновних чувств! Отдайте Сенте ее письмо.
Он подошел к Виктору и стал около него. Его шесть футов роста возвышались над щупленькой фигуркой Виктора. Протянув руку, он сказал ему:
— Отдайте.
Жестом отвратительного жестокого ребенка Виктор бросил письмо в камин. Из горла Сенты вырвался полузаглушенный рыданиями крик. Сильвестр с бешенством крикнул, наклонив свою голову до уровня лица Виктора:
— Я готов свернуть вам голову. — Круто повернувшись, он схватил Сенту за руки. — Идем, нам здесь нечего делать.
Вместе, спотыкаясь, они с трудом добрались до столовой. Сильвестр заговорил обрывающимся голосом:
— Тебе лучше отсюда уйти совсем. Я выступаю шестого. Сегодня утром получил назначение. Жизнь в этом доме мне нестерпима. Мать, по-видимому, совершенно изменилась. Если ей угодно сохранять здесь это чучело, пусть она это делает. Но я ухожу. Отец Мекина работает по организации автомобильного отряда. Кажется, я могу в нем устроиться. Может быть, ты помнишь Мекина? Он учился когда-то со мной в школе. Во время твоего пребывания в Германии он сюда приходил.