— Почему вы не напишете какой-нибудь роман? — спросил он ее. — У вас уже есть достаточный опыт в литературной работе.
— В нашей квартире? — она рассмеялась. — Приходите сегодня вечером, у нас как всегда будут гости, и вы увидите, в каких условиях я живу. Приходите.
Когда Хольдон пришел, квартира была переполнена гостями. Комната-гроб уже была переделана. Джорджи превратила ее в золотистую шкатулку, на фоне которой прелестно выделялось небольшое цветущее сливовое дерево, посаженное в кадку.
Всюду: на столах, буфете и окнах стояли сифоны и бутылки с пивом, виски и бренди.
Сента окликнула Хольдона:
— Как поживаете? Вы, наверное, знакомы с большинством из присутствующих. Налейте себе, пожалуйста, сами чего-нибудь и выпейте.
С трудом протиснувшись через маленькую гостиную, она со смехом протянула ему бокал.
Впервые видя Сенту в вечернем платье, Хольдон подумал: «Какой у нее удивительный цвет лица, красивая фигура! Вся она — прелестна. Маунтхевен, наверное, такого же мнения».
С прямолинейностью капризного ребенка Чарльз никогда ничего не скрывал. Эта черта была чуть ли не единственной его добродетелью. Не покидая Сенты ни на минуту, он предложил ей:
— Поедемте кататься. Сегодня чудесный вечер. За городом мы окунемся в аромат весны.
Сента оживленно ответила:
— О, с удовольствием, но не сейчас. Я должна сначала исполнить свои обязанности хозяйки и позаботиться о том, чтобы мои гости не скучали.
Все еще сидя на полу около граммофона, Мики наблюдал за ними, не отрывая глаз. Сотни раз он спрашивал себя — любит он Сенту или нет. Ответить на этот вопрос он не мог. Как будто война совершенно уничтожила способность остро чувствовать. Это было не физическое недомогание, а просто душевная усталость. Иногда он считал, что причиной этого была его глупая вера в существование идеальной любви, пережившая все ужасы прошедших лет.
«Идеальная любовь — нет, мой милый, не с такой парой штанов, как у тебя».
Чарльз со своей жизнерадостностью, любовью к веселью, способностью ни над чем не задумываться, наслаждался жизнью. А он, вечно вопрошающий, грызущий самого себя и сомневающийся, проходил мимо всех благ земного шара, не имея храбрости считать себя достойным поцелуя.
«Комплексующее ничтожество» — называл себя Мики, применяя это, входящее тогда в моду, американское выражение.
Джорджи подошла к Мики.
— Отчего такой бледный и скучный, достопочтенный святой Майкель?
Несмотря на большое количество выпитого вина, она не опьянела. Только тон ее был более легкомысленным, чем обычно.
— Пойдемте в наши итальянские висячие сады.