Белые трусы были явно ему велики. Она их стянула, и теперь он лежал на столе совершенно голый — таким, каким явился на этот свет. Наполнив миску водой и добавив в нее жидкое мыло, она отрегулировала температуру и, обмакнув в жидкость губку, начала обмывать тело сына. Протерев ноги, тут же вытерла их насухо маленьким полотенцем. Потом обмыла гениталии и подумала о том, сколько детей он мог бы иметь. Донти любил девчонок, и они отвечали ему взаимностью. Роберта осторожно вымыла ему грудь и руки и, вытерев, перешла к шее и лицу.
Убедившись, что теперь ее сын чист, Роберта приступила к последней и самой трудной части приготовления. Перед отъездом семьи в Хантсвилль Седрик завез в похоронное бюро новый костюм, который Роберта купила и подогнала на глаз. Костюм висел на стене вместе с новой белой рубашкой и красивым золотисто-желтым галстуком. Она предполагала, что труднее всего будет натянуть рубашку и пиджак, а с брюками и ботинками проблем не возникнет, и не ошиблась. Руки уже не гнулись, и она осторожно продела в рукав сначала правую руку и повернула тело на левый бок. Одернув сзади рубашку, снова положила его на спину и продернула в рукав левую руку. Застегнув пуговицы, Роберта повторила ту же процедуру с пиджаком из темно-серой шерсти. По ходу дела она несколько раз целовала сына в лицо, если ее губы оказывались рядом. Роберте с трудом удалось натянуть на Донти черные хлопковые трусы, оказавшиеся чересчур большими. Она пожалела, что не взяла на размер меньше. Брюки тоже удалось одеть не сразу. Она осторожно продвигала их вверх, чуть поворачивая Донти с боку на бок, и в самом конце ей даже пришлось его немного приподнять, держа за поясницу. Потом она заткнула в брюки полы рубашки, застегнула молнию и ремень. Ноги уже не сгибались, и с носками пришлось повозиться дольше, чем она рассчитывала. Черные кожаные ботинки на шнурках Донти раньше носил, когда ходил в церковь.
Ботинки достали из шкафа, который он делил с Марвином, когда были маленьким. Потом Марвин женился, и шкаф целиком перешел к Донти, где он хранил свои вещи. Все девять лет в него изредка заглядывала только Роберта, чтобы положить средство от моли и проветрить. Накануне, доставая ботинки, она долго стояла перед открытой дверцей, не понимая, как будет жить дальше.
Все годы, что Донти сидел за решеткой, она не переставала надеяться на его освобождение. Думала, однажды кошмар закончится и в один прекрасный день ее сын вернется домой. Будет спать в своей кровати, есть то, что ему приготовит мать, будет отдыхать на диване, и ему понадобятся все вещи, хранившиеся в шкафу. Она мечтала, что настанет день, когда какой-нибудь судья, адвокат или еще кто-нибудь, выйдя из-за толстой, глухой стены из системы правосудия, восстановит справедливость. Раздастся долгожданный звонок с небес, и их семья отпразднует возвращение Донти. Но апелляции отклонялись, никаких чудес так и не свершилось, и с течением лет ее надежды, как и надежды всех родных, начали угасать. Рубашки, джинсы, свитера и ботинки уже никогда больше не понадобятся своему хозяину, и что с ними делать — непонятно.