– Наташка! Ну хорошо, просто осталась жива и быстро пошла на поправку. А за несколько дней до выписки она вдруг оформляет завещание на хирурга.
– …который на ней и жениться-то не собирался!
– Ну да. О чем это говорит?
– Денег у нее до фига! Это ж надо оплатить услуги нотариуса, вызванного на дом… В смысле на койку. Или к койке. Больничной. Впрочем, не все ли равно. Нам нет дела до ее денег с нотариусами. Ир, ну что ты нахмурилась? Все я прекрасно поняла – не убогая же, как хочется думать некоторым. За неделю до выписки Серафима решает показать родственникам роскошную фигу и подарить свою летнюю резиденцию спасшему ее Ефимову. А что, плохой подарок?
– Это не просто подарок, Наташка! На «просто подарок» достаточно дарственной. Независимо от того, помрет потом даритель с досады или не помрет. А тут – завещательное распоряжение, понятно? Оно вступает в силу только после смерти наследодателя. Ну зачем Серафиме было торопиться с завещанием?
– Действительно. Оформила бы дарственную.
Я потеряла дар речи. Но возмущение било через край. Решила характерным жестом показать подруге необходимость думать над тем, что мелет ее язык. И показала. Бутылкой с нарзаном, которая была в руке. Одного удара об собственный лоб хватило, чтобы этот дар речи вернулся. А вот возмущение не прошло. К нему еще добавилась и обида от Наташкиных слов: «Ну что ж ты руки распускаешь?! Дай сюда! Хорошо еще бутылку не разбила. Простой воды у нас нет».
– Значит так! – рявкнула я, выхватывая из сумки мобильник и прикладывая его ко лбу в точке соприкосновения с бутилизированным нарзаном. – Серафима написала завещание за неделю до выписки, потому что ждала убийцу. Хотя до конца в это и сама не верила. Завещание, останься она в живых, могла отменить в любое время. С дарственной так не поступишь. Подарила так подарила. Это во-первых! А во-вторых, убийца из числа ее родственников – все они поименованы в завещании как кандидаты в наследники в случае отказа от наследства в их пользу основного наследника. Но после тестирования. Роль экзаменатора отведена неродному хирургу Ефимову. В тот момент Серафиме просто не на кого было положиться. В-третьих, угрозу женщина получила либо по телефону, либо письменно и эта угроза была реальной, но недостаточной для официального обращения в соответствующие органы за помощью. А может, не в интересах Серафимы было излагать ее причины. И наконец, в-четвертых… В четвертых, несчастная надеялась обратить внимание умных людей на следующее: завещание, составленное человеком, готовым и дальше наслаждаться жизнью, возможность чего подтверждается историей ее болезни, да еще накануне выписки из больницы выглядит странной прихотью… Если не принять во внимание ее скоропостижную смерть.