– Тресни кулаком в стенку, он и успокоится, – пробормотала подруга и укрылась с головой.
Я осторожно свернула листок, сунула в книгу и положила ее на полочку за сетку, к полотенцу. Надо дождаться утра. Как известно, оно мудренее вечера. С другой стороны, утро вроде бы уже и наступило – за окном совсем светло. Но мудрости что-то не прибавилось. А раз так, бесполезно рассуждать на тему убийства. В конце концов Серафима могла у кого-нибудь одолжить Шелдона. Вместе с этим листком.
Нет, тут что-то не так! С этим я и уснула.
Не открывая глаз, я ощутила на щеке тепло солнечного луча и услышала ласковый шепот волн. В голову не могло прийти, что это шипит Наташка, выгоняющая из купе голодных ребят! А солнечный луч действительно был. Самый настоящий. Он упорно пробивался через неплотно задвинутые шторки окна. Ночные страхи отступили. Скорее всего, они были надуманными. За окном солнечный денек. Давно такого не видели. С верхней полки свешивалась рука дочери с комбинацией из трех пальцев в сторону двери. Этакая гимнастика для рук.
– Ну она же шевелится! – громко взвыл Славка. – Ма, голос!
– Зачем же ты проснулась? – ласково спросила у меня подруга, решительно выталкивая ребят в коридор. – Ведь всю ночь не спали. Мальчики, у нас утренние процедуры. Сейчас половина десятого. Минут через пятнадцать прибегайте. В десять.
Наташка начала тщательную ревизию стратегических съестных запасов. Изнывающая от голода молодежь не выдержала и унеслась в вагон-ресторан.
– А пусть почувствуют разницу, – отмахнулась Наташка. – Ты осторожнее, кофе проливаешь. Сейчас перекусим и тоже наведаемся в ресторан, сделаем вид, что нам вроде как ничего не хочется… Ложку отдай! Зачем ею курице ребра ломать? По-моему, она уже с душком… Может, отдать ребятам, пусть Гасана угостят?
– Здесь всего два туалета.
– Да. Чревато… Ир, о чем ты все время думаешь?
– О содержании вон той книги. – Я указала на Шелдона за сеткой полки. – Она не моя, принадлежала покойной Серафиме.
Наташка тщательно вытерла руки салфеткой и вытащила книгу, ухватив ее полотенцем. Собралась было что-то сказать, но узрела внутри сложенный вчетверо листок. Прочитала.
– Ты что-нибудь понимаешь?
Я похлопала глазами, но так и не нашлась, что сказать.
– А я, кажется, понимаю. Несожженное письмо. Похоже, у Серафимы была бурная молодость.
– При чем тут молодость? – озадачилась я.
– Может, и ни при чем. Просто к старости все становятся мудрее. А тут какой-то козел, наверняка женатый, требует оставить его в покое. На, читай! – Наташка сунула мне под нос листок. – У него и так есть кому портить жизнь. Судя по всему, мужик – гуляка. Всем своим пассиям отворотные письма по шаблону копирует. А больше здесь ничего нет?