— Машины работали безотказно, — доложил ему Алексей Емельянович. Крылов поблагодарил Павлина. Тот сказал, что передаст благодарность главстаршине Наконечному, машинистам Долбне и Тренкалю.
Кузнецов расцвел, услышав от Крылова похвалу артиллеристам. Тут Крылов взглянул на меня, что-то сказал командиру корабля и сошел с монитора.
— Товарищ Травкин, вам, — обратился ко мне снова на «вы» Харченко, — придется поспешить в свою редакцию, в Киев. Теперь совершенно ясно — война. Ильинов, сообщений по радио не было?
— Никак нет, пока не было. Москва передавала утреннюю гимнастику…
— Прошу разрешения остаться, — взмолился я.
— Никак невозможно. Положение меняется. К тому же вам надо явиться в военкомат. Вы — призывного возраста. Впрочем, прошу прощения, забыл, — взглянул он на мои очки.
— Да, я освобожден, но, если это война… если война, никто не имеет права сидеть в тылу в моем возрасте! Мне повезло. Я — на самой границе… И без материала я в редакцию не вернусь.
Харченко посмотрел на меня испытующе:
— Задание должно быть выполнено, вы правы. Запросите редакцию, что вам делать.
Вбежал Ильинов:
— Москва! Будет важное сообщение…
— Включите все репродукторы…
Где-нибудь далеко в тылу правительственное сообщение было неожиданным. Здесь оно подтвердило: война — началась…
Внезапно на корабле возник короткий и пламенный митинг.
Говорил комиссар Королев. Говорил, что злой и коварный враг подло напал на нашу страну. Настал час испытания всех наших сил, нашей воли. В битвах за свою землю мы, моряки, как и все советские воины, не пожалеем себя, своих жизней, покажем образцы мужества, отваги и героизма, будем бить врага нещадно, бить до конца, до нашей полной победы…
Переступая с ноги на ногу, заговорил Овидько. Поглядывая на товарищей, он будто спрашивал: «А что, други, правильно я говорю?»
— Я так скажу, хлопцы: до последней кровинки станем биться с лютыми катами. В руках силы не хватит, зубами их рвать будем. Не отдадим фашисту нашу землю на поругание…
— Неужели они, гады, не знают, что мы все до одного встанем на защиту Родины, все пойдем в бой! — сказал радист Мудряк.
Харченко говорил просто и скупо:
— …Так будем же, моряки, сражаться за нашу землю, как сказал Овидько: до последней кровинки, до последнего дыхания, но не уступим ее врагу! Прославим флот делами, о которых наш народ мог бы сказать: «Молодцы, моряки, спасибо вам за отважную службу!..» Отныне наш корабль станет крепостью, могучей, непобедимой!
Сразу после митинга я сошел на берег. Предусмотрительно спрятав очки, я атаковал майора городского военкомата. Впервые в жизни я врал, и врал так вдохновенно: военный билет забыл в Киеве, я числюсь по флоту…