Ну, конечно, я знал немецкий, ведь, как я уже упоминал, моя мать считала немецкий своим родным языком. Кроме того, англичанину куда легче выучить на действительно хорошем уровне немецкий язык, нежели французский, и я думаю, что могу заявить (и через несколько месяцев мне пришлось это доказать на практике), что мой немецкий язык ничуть не отличается от языка настоящего немца. Потому я спросил начальника оперативно-разведывательного отдела, чем я мог бы ему помочь. — Я хочу задать этим фрицам целую кучу вопросов, — сказал он достаточно раздраженно. Впрочем, это было понятно, учитывая, сколько работы навалилось на него за последние дни. — Я хочу знать, из какого они полка, из какой дивизии, откуда они, что они пытались делать, когда мы взяли их в плен. У меня десятки вопросов. А все, что я могу их спросить, это фраза “Vo ist seinen regiment?”, которую я взял из словаря, но, черт побери, даже если они и поймут мой вопрос, то я все равно не пойму их ответы.
Легче задания для меня было не найти. Он задавал мне вопрос, а я его переводил. Я смело включился в работу. Я даже пытался распознать психологию каждого немца, которого допрашивал. Говорить с ним вежливо и добродушно или применять методы допросов “третьей степени”? Большинство пленных, конечно, отказывались рассказывать что-то, что имело бы хоть малейшее значение, но один или два из них то ли случайно, то ли от испуга выболтали несколько полезных деталей.
Мы отсортировали информацию, потом мне нужно было торопиться, чтобы вовремя доставить накопившиеся донесения. Когда я уходил, начальник оперативно-разведывательного отдела обратился ко мне. — Когда ваши фокусы на мотоцикле закончатся, — сказал он, — возвращайтесь ко мне с рапортом. Вы слишком полезны, чтобы заниматься этими дурацкими мотогонками.
Я вспомнил эти слова через пару недель. В это время фронт более-менее стабилизировался от Швейцарии до Северного моря. Волнующих поездок по стране, с риском в любую минуту напороться на вражеский патруль, уже больше не могло быть. Наши донесения становились регулярными и скучными. На самом деле, как говорил Мэйсон, мы перестали быть мотоциклистами-связными, а превратились в почтальонов. Очевидно, если начальник оперативно-разведывательного отдела бригады на самом деле всерьез имел в виду то, что он мне сказал, то как раз наступило время обратиться к нему. Так мы и сделали — мы, потому что я потащил Мэйсона с собой. Начальник оперативно-разведывательного отдела через полчаса беседы сказал, что нам нужно немедленно присвоить офицерское звание. Мэйсона следовало бы назначить в батальон, но он сказал, что постарается вытащить и его и меня на штабную работу. Это звучало великолепно, и мы ушли вполне довольными, потому что начальник оперативно-разведывательного отдела подал соответствующий рапорт. К сожалению, два дня спустя он был тяжело ранен во время посещения передовой.